Повесть о военном детстве
Шрифт:
– А что, возьмите да сделайте, – простодушно предложил Генка. – Он простой совсем, на тележке. И фанеры немного надо, у Славки еще осталась. Броневик на броневик – вот интересно будет! Если хотите – заберите этот, мы себе новый сколотим. Спасибо Кунюше – если бы он не стянул пулемет, мы бы до броневика не додумались. Хотел он нам продать ваш, а мы турнули его за это. Тогда он и наш уволок.
Опасаясь возмездия, Кунюша незаметно отполз назад и тенью юркнул в кусты. Вовка сердито погрозил ему кулаком.
– Ну что, ребя? – обратился Генка к своим ребятам. – Побежали купаться, а? Куда лучше –
– На Игнатовку! – раздалось сразу несколько голосов. – Там сейчас с ручками и ножками.
– Ну давайте на Игнатовку, только наперегонки, кто кого, ладно?
Генкино войско, разом сорвавшись с места, весело гогоча, вприпрыжку понеслось к речке. Мы сидели жалкие и растерянные, с завистью глядя им вслед.
– Ну чего рты поразевали! – прикрикнул подавленный вконец Вовка-Костыль. – Речки, что ли, не видели? Пусть бегут, может, пристукнет молнией. Тоже мне – победители!.. – И он смачно плюнул в ту сторону, куда убежали ребята.
Прыжок в беспамятство
Вечером отец сказал:
– Бросили бы вы эти пустые игры да занялись настоящим делом. Хочешь, я поговорю с военруком пионерлагеря, чтобы он вас всех брал на стрельбище? А там, глядишь, и на «Ворошиловского стрелка» сдадите.
Я даже подпрыгнул от радости:
– Хотим, да еще как!
Пионерлагерь и санаторий были для поселковых ребят запретным местом, а значки ПВХО и «Ворошиловский стрелок» – пределом мечтаний.
– Тогда я сейчас же побегу к ребятам, ладно? Я быстро – одна нога тут, другая – там.
– Ну беги, – улыбнулся отец, – только недолго.
На перроне я наткнулся на Артамонова. Китель его был застегнут наглухо.
– Хочешь в стрелковом кружке заниматься, на значок сдать? – с ходу выпалил я.
– Не до этого мне сейчас, – задумчиво посмотрел на часы Артамонов.
– Не хочешь оттого, что живешь далеко, да? – попытался я растормошить его. – Так ведь все равно же каникулы!
– Мне капкан сейчас нужен, – ни к селу ни к городу брякнул Мишка-Который час. – Возле нашего дома здоровая рысь отирается. С теленка! Хочу ее шкуру наркому послать.
«Правда, ботало», – подумал я и побежал к Вовке. Через пять минут я рассказывал ему о предложении отца.
– Здорово! – восхитился Вовка-Костыль. – Потому-то я тебя и взял помощником командира, что тогда еще об этом подумал. Только ты об этом никому, понял? Будем ходить с тобой вдвоем.
– Отец сказал, чтобы все, – заартачился я и от себя добавил: – Патронов, говорит, у нас на всех хватит, так что пусть не беспокоятся.
– Эх ты, да разве в патронах дело. Когда значок будет даже у Захлебыша, это неинтересно. А вот если только у нас с тобой – это да. У Генки был «ПВХО», да ладно, что потерял.
– Все равно я завтра всем передам, а Артамонову уже сказал, – упрямо повторил я.
Костыль поднял было сжатый кулак, но тут же его опустил.
– Как хочешь, я ведь это по дружбе. – И он недовольно сплюнул.
Проснулся я, когда в окнах забрезжил сонный июньский рассвет. Где-то пробовали голоса ранние жаворонки, за огородом глухо шумела речка. Спать не хотелось. Вспомнилось вчерашнее сражение, Вовкина растерянность, радостное лицо
«Все-таки здорово они придумали спуститься сверху! Я бы так не сумел».
Наскоро сполоснув лицо, я на цыпочках вышел из дому. «Надо проверить перемет, вдруг кто зацепился».
Вчера, переборов страх, я все же сходил на речку и закинул сплетенную из конского волоса леску с крючком из загнутой английской булавки. Вода в речке была ключевой, жгучей, не то что в Жипках, и бродить по ней с вилкой было невмоготу.
До речки от нашего непаханого огорода было метров сорок, не больше. Тропинка влажная, от проступавшей сквозь дерн воды ноги сразу закоченели.
Желтые цветы одуванчиков еще не раскрылись после холодной ночи. По берегу речки неприкаянно бродил одинокий кулик, словно дожидаясь свидания со своей куличихой.
Я подошел к кусту, к которому была привязана леска, и дернул за плетеный волос. Леска не поддавалась. Заглянув в воду, я увидел, что она запуталась в коряге.
– Черт с ней, – решил я и вдруг заметил, что из-за коряги выглядывает черная голова, медленно поводя глазами. Я чуть не задал стрекача, но тут же сообразил, что голова – рыбья.
Не помня себя, я плюхнулся в воду, и схватил рыбу за жабры. Сразу же все тело покрылось синими пупырышками, мне показалось, что в меня вонзились тысячи игл. Но я не замечал холода и дрожащей рукой начал распутывать леску. Потом перекусил ее зубами и торжествующе вылез на берег. В руках у меня трепыхался огромный черный налим, каких я до сих пор еще не видывал. Приплясывая от радости, я прилетел домой, вытащил в сени таз, налил в него воды и дугой уложил туда рыбину.
«Вот встанут наши, обалдеют от удивления», – самодовольно подумал я, лязгая зубами от холода.
Потом снял с себя одежду, выжал и, чтобы разогреться, полез по углу дома на чердак.
На чердаке, около самого края, я обнаружил волосяную веревку. Она давно уже валялась тут, мы с Шуркой поднимали на ней сюда всякую всячину.
«А вот я сейчас докажу, что я тоже не лыком шит, – подогретый удачей, подумал я. – Привяжу ее к концу крыши, ж-жик! – и съеду вниз, как с катушки».
Взяв веревку, я перебрался на крышу и привязал один конец к выступающему с торца коньку. Потом бросил другой конец вниз и невольно зажмурился: до земли было метров пять. Но тут словно кто-то подтолкнул меня в бок: «Генкины дружки не боялись. Спущусь как раз вон на то бревно, а потом пойду будить наших». Я закрыл глаза, обеими руками ухватился за веревку и стал торопливо сползать с конька крыши. В это время в доме скрипнула дверь, потом хлопнула калитка, и я услышал сердитый голос отца:
– Спрыгни, вот только попробуй, спрыгни!
Я было хотел подтянуться, но почувствовал, что веревка под моими руками стала расползаться, неуклюже дернулся и вместе с лопнувшей около самого узла веревкой полетел вниз на распластавшееся внизу бревно.
Потом я почему-то очутился на кровати, и около меня истошно завопил Шурка: «Васька по-ме-ер!». Потом меня куда-то понесли, дробью застучали колеса, и кто-то повторял бесконечную фразу: «Проклятое, проклятое, проклятое место». «Считай, считай, считай…» – приказывал другой голос. Я досчитал до пятнадцати и словно куда-то провалился.