Повесть об океане и королевском кухаре
Шрифт:
Теперь Кучильо, похоже, удивился.
– У вас украли портуланы?
– Да. – Хайме вскочил, прошелся по комнате, звякая шпорами. – Но не в этом дело… Я помню наизусть каждый штрих на портуланах. Нам пытаются помешать, сеньор, – вот что меня тревожит…
Купец нагнулся, неторопливо поворочал кочергой поленья в печи. Посыпались искры. Кучильо откинулся на спинку кресла, благодушно посмотрел на юного собеседника.
– Сядьте, виконт, прошу вас. Скажите откровенно: вы уверены, что достигнете Островов пряностей?
– Уверен. – Хайме остановился, пристально посмотрел на купца. – Похоже, сеньор, что вы потеряли интерес к экспедиции.
Кучильо улыбнулся – так взрослые улыбаются неразумным словам ребенка.
– Мы с сеньором Падильо не можем потерять интереса. Не забудьте, что мы несем половину всех расходов. – Он заметил презрительную мину Хайме. С лица Кучильо сбежала улыбка, голос стал суше: – Люди живут на грешной земле, виконт, а жизнь очень дорога. Никто не хочет выбрасывать деньги. И уж если вкладывать их в дело, то, согласитесь, человек вправе знать, принесет ли дело прибыль. Иначе – нет смысла, виконт. Нет смысла.
И он стал перебирать четки с видом человека, высказавшегося до конца.
Хайме стоял, понурившись.
– Прибыль значит, – сказал он тусклым голосом. – Вы, сеньор, вместе с вашим тестем, или кем вы там приходитесь… вы просто испугались. Решили выйти из игры.
Рыхлое лицо Кучильо приняло скорбное выражение.
– Виконт, – сказал он со сдержанным достоинством, – я действительно прихожусь зятем сеньору Падильо. А сеньор Падильо умел рисковать еще тогда, когда вас не было на свете. В торговом деле не обходишься без риска, потому-то мы, сеньор Падильо и я, согласились взять на себя снаряжение вашей экспедиции. Однако, скажу вам прямо, виконт, существуют серьезные сомнения в успехе экспедиции. Вы спрашиваете, испугались ли мы? Отвечаю: нет. Но, рискуя, мы не должны забывать об осторожности. Посудите сами: что было бы, если б люди перестали сообразовывать поступки с благоразумием? Страшно подумать, виконт…
С ощущением уходящей из-под ног почвы Хайме погнал коня по темнеющим улицам к реке. В лицо бил сырой зимний ветер.
Все сидят по домам, жмутся к теплым печкам. Все, кроме бездомных оборванцев, да и те греются у костров на набережной. Один он, Хайме, мечется по городу, неприкаянная душа…
Вдруг – толчком в сердце: Белладолинда. Вот кто всего нужнее сейчас. Быстрее к ней!
К счастью, отворил не надутый лакей дуна Альвареша, затянутый в тесную ливрею, а молоденькая служанка Белладолинды.
– Ох, дун Хайме! – тихонько проговорила она и отступила в глубь темноватой прихожей, кутаясь в шаль.
Хайме шагнул за ней, приподнял двумя пальцами подбородок служанки.
– Здравствуй, Кармела. Проведи-ка меня быстренько к донселле.
Два больших черных глаза испуганно уставились на него. – Донселлы нет дома, – зашептала служанка. – Никого нет дома, дун Хайме.
Сговорились все, что ли? – тоскливо подумал он.
– Где же она?
– Ох, дун Хайме… Уж не знаю, что стряслось, только хозяин сегодня кричал на донселлу… «Чтоб его ноги не было здесь…» Вашей, значит, сеньор…
– Вот как? Это почему же?
– Не знаю, сеньор. Уж она плакала, плакала… Вы лучше уйдите, дун Хайме, а то увидит кто-нибудь, будет мне…
– Где донселла? – спросил он мрачно.
– Так я же сказала, к герцогу Серредина-Буда все уехали, бал у него сегодня…
Медленно разъезжал Хайме вдоль ограды герцогского дома. Ворота ему, незванному, конечно, не откроют. Ограда высока – не перепрыгнуть. Как же пробраться в дом?
Хайме озяб. Уехать? Нет, он непременно должен повидаться с Белладолиндой. Она ему нужна. Только она.
Три темные фигуры показались на улице. Подошли к воротам герцогского дома, один взялся за колотушку.
– Погоди, приятель. – Хайме спрыгнул с коня.
– Благородный сеньор, не трогайте нас, мы всего лишь бедные музыканты…
– Музыканты? – Хайме всмотрелся в лицо, заросшее черным волосом. – Ага, старый знакомый… Покажи-ка мне тексты серенад, дружок.
Теперь музыкант всмотрелся. В путанице волос открылась белозубая щель.
– Хе-хе-хе. Тексты… Если вашей милости нужна серенада, то сегодня, к сожалению…
– Послушай. – Хайме вдруг осенило. – Вас позвали играть у герцога?
– Да ваша милость.
– Так вот. Одному из твоих приятелей придется подождать тут. Давай-ка свой плащ и гитару, – сказал Хайме второму музыканту и сунул ему монету. – Потом получишь еще. Держи коня…
В ожидании короля гости герцога Серредина-Буда прохаживались по залам, пили оранжад. Мужчины играли в кости, обменивались придворными и иными новостями. На возвышении, за балюстрадой, дамы шептались о своих делах, обмахивались веерами.
Голубой кафтан герцога выглядел эффектно рядом с черной сутаной великого инквизитора.
– Его величество подготовлен, монсеньор, – говорил герцог. – Я не предвижу неожиданностей.
– Хвала всевышнему, – разжал губы великий инквизитор.
– Но при всем том я хотел бы заметить, что промедление…
– Он будет взят этой ночью, – сказал великий инквизитор.
На лице герцога появилась светская улыбка.
– Я убежден, что изобличение столь опасного еретика будет с искренней радостью встречено всеми добрыми католиками. Дун Дьего! – окликнул герцог молодого статного дворянина с закрученными усиками. Тот подошел с поклоном. – Разрешите, монсеньор, представить моего племянника, маркиза до Барракудо-и-Буда. Это он дал нам весьма важные свидетельства, которые решающим образом…
– Знаю, – Великий инквизитор протянул молодому человеку вяло опущенную бледную кисть. – Благодарю вас, сын мой.
Дун Дьего почтительно приложился к его руке усами и губами.
Да, он, дун Дьего, неплохо справился с поручением дяди, а заодно и выполнил долг истинного христианина. Теперь он получит, как обещал дядюшка, замок Косто-Буда, это недурное поместье на юге, и поправит свои дела. Хватит ему ютиться в ветхом доме предков, который вот-вот развалиться. Теперь его дела пойдут на лад.