Повесть об Остролистном холме
Шрифт:
Маргарет выпрямилась и сделала глубокий вдох. Не следует распускаться. Мир не погибнет, если совет отдаст предпочтение прекрасно образованному человеку, которого к тому же поддерживает самая богатая женщина в округе. В конце концов, она — опытный учитель и, если понадобится, поищет другое место. Конечно, ей не найти школы, которую она полюбит так же, как сорейскую, и никогда у них с Энни не будет такого же уютного, милого сердцу дома. Но ведь жизнь на этом не закончится…
— Не нужно, дорогая, благодарю тебя, — сказала Маргарет и через силу улыбнулась. — Я выслушаю это одна. Но когда он уйдет, я не откажусь от чашки чая, и ты подержишь меня за руку. Мне это будет необходимо.
Обычно сдержанная, Энни залилась слезами и поспешила скрыться в кухне. Маргарет направилась в гостиную, по дороге опуская рукава блузки и стирая паутину с юбки. Мистер Хилис, интересный мужчина, высокий и стройный, с густыми каштановыми волосами и мягким взглядом, сидел на диване, скрестив ноги весьма неудобным образом. Шляпу он положил на колени. Увидев Маргарет, стряпчий неловко поднялся.
— Здравствуйте, мистер Хилис, — сказала мисс Нэш, старательно скрывая волнение, и пригладила волосы. — Я укладываю чемоданы и, боюсь, выгляжу не лучшим образом.
— Укладываете чемоданы? — в голосе мистера Хилиса прозвучала тревога. — Надеюсь, вы не уезжаете?
Сестры потратили немало времени, обсуждая, где им в этом году провести отпуск. В конце концов, из-за расходов на лечение Энни, они решили остаться на лето в Сорее. Но после того как Берта Стаббс выложила свою новость о докторе Гейнуэлле, им пришла в голову мысль отправиться на несколько дней к морю. Эта поездка должна была внести в их монотонную жизнь некоторое разнообразие и обеспечить передышку от бесконечных деревенских сплетен и слухов.
— Уезжаем, — коротко ответила Маргарет. Ей не хотелось посвящать мистера Хилиса в подробности своей жизни, поскольку вряд ли они представляли для него интерес. — Сестра сообщила мне, что вы отказались от чая, но все же…
— Это правда, — сказал мистер Хилис, стоя со шляпой в руке. Маргарет взглянула на его встревоженное лицо, и у нее упало сердце. Мистер Хилис был человеком сострадательным, она это знала, и ему нелегко сообщать ей печальные новости. Он судорожно сглотнул и продолжил: — Краткость моего визита объясняется тем, что мне необходимо успеть еще в одно место. Я пришел по поручению попечительского совета, чтобы…
— Прошу вас, — сказала Маргарет, опускаясь на стул рядом с диваном. — Хотя бы присядьте. — Она чувствовала дрожь в коленях и не хотела вести разговор стоя.
— Благодарю вас. — Мистер Хилис снова занял место на диване и вернул шляпу на колени. — Я пришел сообщить вам, что совет попечителей…
Внезапно раздался грохот, за которым последовал громкий вскрик.
— Энни? — Маргарет в тревоге вскочила на ноги. — Энни? Что с тобой? — В ответ прозвучал приглушенный стон, и Маргарет бросилась из гостиной в кухню. Мистер Хилис шел следом.
— Ах, Энни! — закричала Маргарет, в ужасе застыв на пороге. Она мгновенно поняла, что сестра уронила чайник, кипяток залил стол и стекал на пол. — Ты не ошпарилась?
— Н… нет, — выдавила из себя Энни. — Почти нет. Только… только руку. — Она подняла левую руку, на которой краснело большое пятно. Ожог на глазах покрывался волдырями.
— Холодной воды, — властным тоном сказал мистер Хилис, — и соды, лучше в виде мази. — Он надел шляпу. — Я видел лошадь доктора Баттерса перед «Гербом береговой башни». Думаю, он еще там — побегу за ним.
— Ах, мистер Хилис, благодарю вас, — сказала Маргарет, и Уилл исчез за дверью. — Энни, опусти руку в раковину, я налью туда холодной воды. Где у нас сода?
— Что он сказал тебе, Мэгги? — Энни взглянула на сестру заплаканными глазами. — Что он сказал о твоей работе?
— Ничего, — ответила Маргарет. — Он как раз готовился сообщить мне эту скверную новость, когда…
Дверь кухни распахнулась.
— Мисс Нэш, — стремительно заговорил мистер Хилис, — я приходил сообщить вам, что попечительский совет выражает горячее желание видеть вас во главе нашей школы. Надеюсь, вы и ваша сестра укладываете вещи не для того, чтобы покинуть Сорей. Надеюсь также, что вы не предполагаете отказаться от своего дома. А теперь я отправляюсь за доктором. Вы сможете ответить мне, когда я вернусь.
Дверь снова захлопнулась, и ошеломленная Маргарет уставилась на нее.
— Ты… ты слышала, что он сказал, Энни? — спросила она.
— Слышала. — Глаза Энни расширились и заблестели. — Ах, Мэгги, это замечательно! У меня нет слов!
И, забыв про ожог, она обвила сестру руками, не сдерживая слез радости.
Леди Лонгфорд пила чай в библиотеке. Закрытые окна и задернутые парчовые занавеси защищали комнату от послеполуденной жары. Леди Лонгфорд чувствовала себя отвратительно, пребывала в мрачном расположении духа и была раздражена еще больше обычного. Дадли, ее дряхлый спаниель, лежал на полу у горшка с пальмой, и по всему было видно, что чувствует он себя не лучше хозяйки. Пес, получивший имя покойного мужа леди Лонгфорд, вечно имел осуждающий вид — точь-в-точь как лорд Лонгфорд в последние годы жизни. Молчаливая и строгая мисс Мартин управляла чайной церемонией. Доктор Гейнуэлл еще не спустился. Не появилась за чайным столом и Кэролайн, и леди Лонгфорд не могла понять, куда подевалась девочка.
Открылась дверь, и Эмили звонким голосом объявила:
— Вашу светлость хочет видеть мистер Хилис.
— А, мистер Хилис, — сказала леди Лонгфорд, ставя чашку на блюдце. Контора «Хилис и Хилис» вот уже три десятка лет вела дела семейства Лонгфордов, и хотя она по-прежнему предпочитала общаться со старым мистером Хилисом, молодой Хилис, его племянник, оказался вполне пристойной заменой. — Полагаю, вы пришли сообщить мне об одобрении попечительским советом кандидатуры доктора Гейнуэлла.
— Лимон или сахар? — шепотом осведомилась мисс Мартин, держа руку над уже наполненной чашкой.
— Благодарю вас, но я не смогу выпить чаю, — ответил мистер Хилис. — Привет, Дадли, — сказал он, наклонившись, чтобы погладить старого пса. Затем он сел рядом с леди Лонгфорд. — Надеюсь, ваша светлость, вы в добром здравии.
— Отнюдь, — сказала хозяйка дома. — И вы, без сомнения, это заметили. — Она подняла чашку, ощутила дрожь в руке и тут же снова опустила ее на блюдце. — Впрочем, не пришли же вы осведомиться о моем здоровье.