Повесть об Остролистном холме
Шрифт:
Мисс Мартин наклонилась вперед и холодно произнесла:
— Боюсь, доктор Гейнуэлл, что вам не стоит тратить усилия на попытки поговорить с этим ребенком. С момента прибытия в Тидмарш-Мэнор девочка не меняется — все так же замкнута и своенравна. Она совершенно неисправима.
Доктор Гейнуэлл окинул взглядом Кэролайн, вновь посмотрел на мисс Мартин, а затем повернулся к леди Лонгфорд.
— О нет, нет, мисс Мартин, — возразил он, слегка покачав головой. Волосы упали ему на глаза, и доктор отвел их рукой. — Неисправимых детей не бывает. Твердость воспитателя, обеспечение неукоснительного соблюдения
Кэролайн осторожно убрала руку. Слова «неукоснительное соблюдение правил» звучали угрожающе, и она задумалась о том, каким же способом это соблюдение обеспечивается. Может быть, ударами линейки по пальцам, как это делала мисс Мартин?
Леди Лонгфорд положила вилку.
— Вот слова истинного учителя, — сказала она. — Полагаю, вы захотите обсудить свои воспитательные методы с членами попечительского совета, им это будет весьма интересно. — Она промокнула бледные губы салфеткой и отодвинула тарелку. — Увы, я сегодня не вполне хорошо себя чувствую. Прошу меня извинить.
— Ах, Боже мой, — тут же всполошилась мисс Мартин. Она покинула свое место и обошла стол. — Позвольте проводить вас в вашу комнату, — сказала она голосом, исполненным сочувствия. — Не послать ли за доктором Баттерсом?
— В этом нет необходимости, — сухо сказала леди Лонгфорд. Она взяла свою трость с резной рукоятью и с видимым усилием поднялась со стула. — Вам надлежит остаться с нашим гостем, мисс Мартин. И проследите, чтобы он смог вовремя успеть на встречу с попечительским советом. Я вздремну, и, надеюсь, мне станет лучше.
Когда хозяйка дома ушла, мисс Мартин повернулась к Кэролайн.
— А вы, барышня, можете отправляться к себе, как только закончите есть, — сказала она строго. — И чтобы я вас до чая не видела!
Определив таким образом судьбу Кэролайн на ближайшее время, она улыбнулась доктору Гейнуэллу и продолжала уже елейным тоном:
— Не хотите ли пройти в библиотеку, сэр? Кофе и десерт нам подадут туда. Покойный лорд Лонгфорд собрал множество книг о природе Озерного края, они могут заинтересовать вас.
— С радостью ознакомлюсь с ними, мисс Мартин, если вы будете столь любезны и покажете мне эти издания. — Доктор Гейнуэлл извлек из кармана золотые часы. — Кстати, ее светлость упомянула о встрече со школьным попечительским советом. Признаться, это явилось для меня полной неожиданностью. Встреча назначена на сегодня?
— На три часа, в Дальнем Сорее, в тамошней гостинице. Вас отвезет туда Бивер. — Мисс Мартин сложила салфетку. — Насколько я знаю, там будут капитан Вудкок, викарий Саккет, доктор Баттерс и мистер Хилис. Капитану, доктору и викарию уже известно о том, что в вашей кандидатуре заинтересована леди Лонгфорд. Так что на поддержку этих троих можно безусловно рассчитывать. Ну а мистер Хилис — стряпчий леди Лонгфорд.
— Что ж, хорошо, — сказал доктор Гейнуэлл. Он взглянул на Кэролайн и осторожно добавил: — Я чувствую некоторую неловкость, сами понимаете… Ведь объявления о вакансии не было. А есть ли другие кандидаты?
— Всего лишь деревенская учительница, — пренебрежительно заметила мисс Мартин. — Но у нее и в помине нет таких рекомендаций, как у вас. На этот счет вы можете быть совершенно спокойны. — Она встала, шурша шелковыми юбками. — Итак, в библиотеку? — Затем ее голос обрел повелительные нотки, и она заговорила как хозяйка дома: — Эмили! Кофе и десерт для доктора Гейнуэлла и меня принесите в библиотеку! — Мисс Мартин посмотрела на Кэролайн и добавила: — В свою комнату, мисс.
Девочка состроила гримасу вслед уходящей паре, поднялась к себе и вынула Грошика из коробки. Она немного поиграла со свинкой на полу, но чувство обиды не исчезло. Затем ей в голову пришла одна мысль. Мисс Мартин велела ей отправляться в свою комнату, и Кэролайн повиновалась. Но ведь она не получала приказа оставаться в этой комнате!
— Я думаю, ты бы не отказался от свежей травки, — сказала она Грошику. — Пойдем-ка в сад, и ты ее получишь. — Девочка пальцем пригладила мягкий оранжевый мех на голове свинки. — Если я отпущу тебя побегать по саду, ты обещаешь не удрать?
Грошик шмыгнул носом. Он все еще переживал обиду на мисс Поттер за то, что та уехала, оставив его в Тидмарш-Мэноре, в то время как он-то надеялся на приключения, спасение юных дев и подвиги в битвах с горностаями и драконами. Так что он имел все основания дуться, капризничать, а то и убежать — то есть делать все, что могло прийти в голову морской свинке в его положении.
Но эта девочка пришлась Грошику по душе — у нее был тихий нежный голос, и она обращалась с ним ласково и осторожно. Грошик решил, что ответное дружелюбие с его стороны делу не повредит — по крайней мере пока, и сказал с притворной неохотой:
— Так и быть, обещаю не убегать. Во всяком случае — сегодня. Однако на завтра мое обещание не распространяется, — добавил он строго. — Завтра — совсем другое дело. Завтра могут появиться горностаи и юные девы, а то и дракон, и тогда мне придется…
— Вот и славно, — сказала девочка и положила его в карман фартука.
…И через мгновение Грошик уже сидит по уши в чудной свежей зеленой травке, он жует нежные былинки и напрочь забывает о девах и драконах, он ликует, ибо день в конечном счете удался — и только морская свинка, выпущенная порезвиться на лужайке в саду, способна оценить всю прелесть такого дня. Небо заволакивает облаками, ветер доносит весть о скором дожде, но прорывающиеся лучи солнца ласкают его шелковистую шкурку, а трава прохладна и сладка на вкус. Девочка расположилась рядом, спиной к ограде, у нее на коленях книга, но она внимательно следит за ним — чтобы не дай бог не убежал.
Впрочем, мысль о побеге вовсе не приходила в голову Грошика. Он был целиком поглощен выполнением иной задачи — съесть как можно больше этой восхитительной травы за возможно меньший промежуток времени. Итак, в последующие четверть часа свинка с упоением паслась на лужайке, девочка читала книгу, солнце то пробивало облака, то скрывалось за ними, птицы в небе расточали летние рулады, ветерок играл яркими лепестками цветов, в изобилии росших в саду, жужжание пчел наполняло напоенный ароматами воздух, а звук приглушенных голосов смешивался с этим общим блаженным гулом.