Повести и рассказы
Шрифт:
Девушка не решалась первая нарушить молчание: чувствовала себя неловко после этой стычки, которая казалась ей чистым недоразумением. Ведь Вовик, может, и в самом деле не знал, а тот сразу набросился… Нехорошо все получилось! И как горько, наверное, сейчас Вовику, как неловко ему перед ней…
Вовик, однако, из-за всего этого, кажется, не слишком расстраивался.
— Это ты виновата, Мария, — вскоре заговорил он в своем обычном шутливом тоне. — Не надо было тебе вспоминать про того
Мария улыбнулась.
— Ты веришь в приметы, Вовик?
— Хочешь не хочешь — поверишь… День выдался какой-то невезучий! То твой «олимпиец» набросился, то пасечник жало выпустил, а тут этот накрыл… Куда ни подайся — отовсюду гонят, всюду улюлюкают, словно сговорились… Уж не старик ли твой, Марийка, такую облаву на меня организовал?
— Что ты! Папа этого зоолога еще и в глаза не видел!
— Так откуда же, по-твоему, все шишки на меня? За какие такие грехи? Почему я для всех такой… неприемлемый?
Он говорил как будто шутя, но за шутками, чувствовалось, кроется и неподдельное беспокойство.
— Не знают они еще тебя, Вовик, — утешала его Мария. — Если б знали — все полюбили бы!
Вовик остановился, испытующе посмотрел девушке в лицо.
— Ты это искренне?
— Искренне.
— А сама ты… Хорошо уже меня знаешь?
Мария задумалась.
— И правда, я тебя ведь еще мало знаю, Вовик, мы так редко встречаемся… — И, усмехнувшись, добавила: — Скажи мне сам… какой ты?
— А я… такой! — проговорил Вовик и, неожиданно обхватив Марию руками, крепко поцеловал в губы.
Сухой, горячий поцелуй ожег ее, опьянил… Так неожиданно, молниеносно все произошло, что закружилась голова…
В полузабытьи какое-то мгновение она лежала у него на груди, а очнувшись, освободилась из объятий, повернулась пылающим лицом к степи. Он ее поцеловал… Правда, не совсем таким представлялся ей этот первый поцелуй, что так внезапно опалил ее сухим огнем… Но он ее поцеловал!
Отныне перейдена межа, что разделяла их до сих пор, но больше разделять не будет. Отныне она вся принадлежит ему, а он ей. Повернулась пылающим лицом к своему капитану, и он показался ей теперь роднее всех на свете. Веселый, возбужденный стоял по колено в цветущих травах и, смеясь, шутливо целился ружьем в небо.
Прогремел выстрел; далеко по степи покатилось эхо…
Мария стояла в каком-то радостном оцепенении. По кому он стреляет, этот ошалевший от счастья парень? Не сказочная ли жар-птица померещилась ему в чистом высоком небе? Или, может, на радостях салютует самому небу, своей молодой победе?
Шальной Вовкин выстрел, видимо, услышали на пляже, потому что вслед за этим появилась на пригорке
— Кажется, мамахен, — усмехнулся Вовик. — Наверно, уха готова… Пойдем быстрей!
На пригорке и в самом деле стояла мать Вовика. По ее злому, встревоженному взгляду Мария сразу догадалась, что случилось что-то неладное. Какая уж там уха, когда и огня не видно, и рыбозаводцы, уже собравшись, медленно под руки ведут кого-то берегом к катеру…
— Это только ты на такое способен! — набросилась директорша на сына. — У отца солнечный удар, нужно спешить на материк, а ненаглядный сынок тем временем бросил всех и шатается где-то на краю света!
Вовик помрачнел, стал оправдываться:
— Откуда ж я знал, что с ним будет удар…
— Быстрей, быстрей! — торопила мать. — Пусть бы уж нас, а то ведь и судно бросил на произвол судьбы: тоже мне капитан! В пожарники бы тебе, как ее отец сказал.
— Пожарники тоже дефицит.
— Разбаловали мы тебя — дальше некуда, до сих пор каюсь, что в нахимовское не отдала! Там бы тебя вышколили!
Из-за материнского нагоняя Вовик не успел даже оглянуться на Марию. Съежившись, словно пойманный на месте преступления нашаливший мальчишка, торопливо спускался к морю, а мать, не отставая ни на шаг, все что-то сердито выговаривала ему.
— Бессердечный ты, Вовик, эгоист! — это было последнее, что долетело до Марии.
Дема, возвращаясь из поселка, застал Марию на том же месте, где оставил ее с напористым капитаном.
Теперь она стояла одна, держа туфли в руке, и ветерок слегка шевелил ее голубую газовую косынку, накинутую на плечи. Равнодушная к Деме, чья тельняшка рябила уже невдалеке, девушка все свое внимание обратила на море: из залива выходил «Боцман Лелека», сияющий, облитый вечерним солнцем… Глядя, как он удаляется, Мария вся даже потянулась ему вслед.
— Не помешаю? — ехидно спросил Дема, приближаясь.
— Кому?
— Да кому ж… тебе, твоему плачу на валу.
— Ой нет, ты как раз вовремя, Демочка: ни раньше ни позже.
— Такова уж моя судьба — являться вовремя… Я ведь вижу — «Боцман» с якоря снялся… Ну что, здорово вы тут покутили?
— Здорово… Глянь, вся затока пылает, будто красным вином налита!..
— То от неба, а я про землю спрашиваю… Ты что, и правда пьяная?
Мария покраснела. Потом вдруг встрепенулась всем телом, и что-то затаенно грешное блеснуло в ее глазах.
— Ой, пьяная я, пьяная, Демочка!
— Пора, пойдем уже. Солнце садится.
Пошли тропинкой к маяку: «олимпиец» размашисто вышагивал впереди, девушка едва поспевала за ним.