Повести и рассказы
Шрифт:
– Говорите-говорите. Каким?
– Он стал каким-то… вежливым, нежным, благодарит меня все время, ручки целует… – Наталья всхлипнула от жалости к себе и к Стасику, отлично понимая при сем, что светило – в полном недоумении, что оно уже сомневается в ее, Натальином, разуме. В самом деле: приходит к психиатру дура и жалуется, что муж ей «спасибо» говорит и ручки целует. А не повязать ли дуру и не отправить ли ее в соответствующую клинику?
– Простите, – нервно сказало светило, – я не очень понимаю: что вас не устраивает в поведении мужа?
– Все, все не устраивает! –
– Послушайте себя со стороны, милая моя женщина. – Светило запело вкрадчиво и ласково, просто-таки заворковало, как и следует, наверно, поступать с нервными дамами, которые не ведают, чего хотят: – Вы утверждаете, что в результате кратковременного эпилептиформного расстройства сознания ваш муж приобрел иные, доселе несвойственные ему черты характера. И это вас пугает. Так?
– Так.
– Но по всему выходит, что характер его изменился к лучшему. Так?
– Выходит.
– Значит, вы должны радоваться… Припадки не повторяются?
– Нет.
– Он не буйствует, не бьется головой о стену, не возомнил себя Наполеоном, Цезарем, генералом Брусиловым?
– Что вы такое говорите! – возмутилась Наталья. – Он абсолютно нормальный человек.
– Видите: вы сами себе противоречите. Вы пришли к психоневрологу в странной надежде, что он поможет психически здоровому человеку. А надо ли?
– Поймите меня правильно. – Наталья наконец обрела всегда свойственное ей разумное спокойствие. – Меня волнует не то, что он стал лучше, а то, что он вообще изменился. Ведь все это может быть только началом какой-то болезни. Ведь может, верно?
Светило задумалось, вертя в пальцах паркеровскую золотую авторучку, машинально рисуя на рецептурном бланке кружочки, квадратики и пирамидки, что, как слышал автор, тоже не говорит об абсолютном душевном здоровье.
– Честно говоря, – осторожно начало светило, – и то минутное выключение сознания, и сама авария не должны были дать никаких изменений в психике. Не должны!
– Но дали! – настаивала Наталья.
– Это меня и удивляет… Знаете что, я не могу лечить на расстоянии. Приведите ко мне мужа, я с ним побеседую. Если понадобится, мы его положим на недельку в наш институт, всесторонне исследуем, энцефалограммы снимем. Ну, и так далее. И тогда я вам точно скажу, здоров он или нет.
– Он не пойдет.
– То есть? – опешило светило.
– Не захочет. Сам-то он считает себя здоровым и свое поведение – разумным и единственно возможным.
– Но сознает, что изменился?
– Сознает. Но решил, что раньше жил неправильно.
– А теперь правильно?
– Теперь – да.
– И пусть живет, – заключило светило.
– Но он перестал пользоваться транспортом, – бросила Наталья последний козырь. – Он ходит пешком!
– Шок, – немедленно отреагировало светило. – Пройдет. Он кто по профессии?
– Актер.
– А-акте-ер! – протянуло со всепонимающим удивлением светило. – Интересно-о-о!.. А как, простите, фамилия?
– Политов.
– Станислав Политов? Как же, как же! Хороший актер, популярный. Дочка моя им очень увлечена…
– Не только ваша, – мрачно констатировала Наталья.
– Да, да, судьба актерская… – посочувствовало светило. – Знаете что? Не обращайте внимания. Актеры – народ особый. Э-э-э… непредсказуемый. Академик Павлов говорил: кончу, мол, опыты на собачках, начну на актерах. Оч-чень восприимчивая публика… А где он сейчас снимается, если не секрет?
– «Ариэль», по Беляеву. Фантастика. Летающего человека играет. Главную роль. – Наталья поняла, что светило больше ни в чем ей не поможет, оно уже само спрашивать начало. Поднялась. – Спасибо, доктор.
– Не за что, – вполне искренне сказало светило. – Думаю, вы зря беспокоитесь. Но если что – приходите опять. Только с мужем, заочно не лечу…
Прямо снизу, из автомата, Наталья позвонила Ленке.
– Але, Ленк, это я… Ленк, я была у твоей знаменитости, а он меня выгнал.
– Как выгнал? – искренне изумилась Ленка на том конце провода.
– Сказал, что не может лечить заочно. Еще сказал, что все случившееся не должно было дать каких-либо последствий.
– Так и сказал? – заинтересовалась Ленка.
– Так и сказал.
– Ладно, Наталья, иди домой. Мы сегодня в одной бодяге играем, я с ним потолкую.
– Ой, потолкуй, потолкуй, Ленк! И позвони мне сразу. А то он вон и Ксюхе замуж разрешил выйти.
– Как так?
– А так. Сказал: живите, только не регистрируйтесь.
– Благословил?
– Я Ксюху видела, она – в легком шоке.
– Ее понять просто: деспот папуля нежданно стал демократом. Чудеса!.. Ладно, чао! – И трубку повесила.
Стасик сидел в гримуборной, разгримировался уже, смотрел на себя, умытого, в трехстворчатое зеркало, вполуха слушал скворчащий на стенке динамик: оттуда еле-еле доносилось происходящее на сцене. Спектакль еще не кончился, но Стасика убили в первом акте, и он мог бы в принципе смотаться домой, не выходить на поклон, отговориться перед главрежем недомоганием, тяжкими последствиями ДТП (эта аббревиатура – из протокола: дорожно-транспортное происшествие). Но Ленка, которая доживала в спектакле до прощального взмаха занавеса, просила задержаться: о чем-то ей с ним пошептаться хотелось, о чем-то серьезном и жизненно важном, о чем-то глобальном, как она сама изволила выразиться.
Стасик сиднем сидел на продавленном стуле и думал думу о Кошке. Он прикидывал: позвонит она ему завтра, послезавтра или с недельку характер выдержит? А вдруг вообще не позвонит? Вдруг она порвала с ним, со Стасиком, смертельно обиделась, раненая душа ее трепещет и жаждет мщения. И пойдут анонимки в местком, мамуле, главрежу… Стасик подумал так и немедленно устыдился: Кошка – баба умная и, главное, порядочная, нечего на нее напраслину возводить.
Нет, позвонит она, конечно, позвонит, куда денется!