Повести и рассказы
Шрифт:
П р о ф е с с о р. Ну, если немного…
Г р у н е р т. Совершенно верно, господин профессор, если немного… Шахматы?
К л о ц. Непременно. Я хочу реванша, доктор.
П р о ф е с с о р. Вы его получите.
(Пауза.
Лотта приносит напитки и шахматы.
Клоц и профессор расставляют фигуры.)
П р о ф е с с о р. Так вы изволите говорить, уважаемый, что спрос на философские сочинения продолжает падать?
К л о ц. Его совсем нет, доктор.
П р о ф е с с о р. Но позвольте, что же
К л о ц. Извините, доктор. В выборе лектюры читателем всегда руководит единственное побуждение: не отстать от духа времени.
П р о ф е с с о р. Тем более. Сейчас, когда народы столь жестоко платятся за свои ошибки, которые явились следствием невежества, особенно необходимо изучение законов мышления, дабы впредь можно было избежать катастрофических недоразумений.
К л о ц. На деле другое. Сегодня утром, приходит ко мне в лавку покупатель. Должен вам сказать, — богатырь, точно с гравюры, изображающей ветхозаветные деяния. Спрашивает что-нибудь новое. Показываю ему, между прочим, и ваше руководство к изучению философии. Так не поверите, усмехнулся этот человек так, что мне даже не по-себе стало, а после такой усмешки произносит с сожалением: все философия, да философия, нет ли у вас руководства к изучению бар-ри-кадо-софии.
П р о ф е с с о р. Это что же такое?
К л о ц. Умы волнуются, умы ищут выхода. Нужна какая-то новая мудрость.
П р о ф е с с о р (язвительно). Бар-ри-ка-до-софия?
К л о ц. Может быть… Ваш ход.
П р о ф е с с о р. А я так уверен, что этот ваш ветхозаветный богатырь был просто чех. Какой-нибудь разбойник из академического легиона. На месте правительства, я бы давным давно вышвырнул из Саксонии всех этих оборванцев. Впрочем, что можно ждать от нынешнего правительства!
К л о ц. Истинно либеральное государство обязано давать приют всем политическим беглецам. Наше правительство поступает правильно.
П р о ф е с с о р. Наше правительство, — собственно не наше, а ваше правительство, — потеряло голову, если она у него имелась. Подумать только! В Вене казнят от'явленного государственного преступника, а наше правительство возглавляет демонстрацию протеста. Всенародно, на улице расписывается в единомыслии с разбойником!
(Грунерт тихо подходит к столу.)
К л о ц. Доктор, Роберт Блюм заблуждался, но Роберт Блюм был народным депутатом, а не разбойником.
П р о ф е с с о р. Роберт Блюм был злейший враг немецкого народа. И мне положительно жаль, что не нашлось палача, чтобы его повесить. На таких предателей немецкого дела жалко пороху и свинца.
К л о ц. Доктор, вы горячитесь. Гуманность прежде всего.
П р о ф е с с о р. Гуманность в руках коноводов безумной оппозиции страшное орудие. (Шепчет.) Король это давно понял: дни теперешнего правительства сочтены.
К л о ц. Чего же вы опасаетесь сказать это громко? Грунерт — такой же честный немец, как и мы. Господин Грунерт! Доктор говорит, что положение нашего правительства непрочно.
Г р у н е р т. Своего мнения, если позволите, у меня нет. Но говорят, говорят… Называют даже одно лицо…
П р о ф е с с о р. Кого, кого?
Г р у н е р т. Графа Бейста…
П р о ф е с с о р. О, этот сумеет расправиться со всей чешско-польской камарильей.
К л о ц. Но это будет крушение всех немецких идеалов!
П р о ф е с с о р. Это будет их спасение.
Грунерт, Лотта и др. кельнерши, Клоц, проф. Ионшер, посетители.
(Входят две дамы в сопровождении мужчин. Разодеты по-праздничному.)
П е р в а я д а м а. Боже, как это было прекрасно! Какие звуки! Как на волнах!
В т о р а я. А должно быть трудно господину Вагнеру: такая уйма музыкантов. Он даже вспотел.
П е р в а я. Но какая музыкальная ученость у этих капельмейстеров. Подумайте, ведь они умеют играть на всех инструментах!
В т о р а я. Неужели на всех?
П е р в а я. Ну, да. Как же иначе управлять оркестром?
В т о р а я. И на контрабасе?
(Проходят к дальнему столу.)
Г р у н е р т. Изволили быть на концерте?
П е р в а я. Да, мы только что с симфонии…
Г р у н е р т. Кончилось?
П е р в а я. Увы, так жаль!
К л о ц. Гардэ.
П р о ф е с с о р. Не страшно…
К л о ц. Шах.
П р о ф е с с о р. Это другое дело, гм-м…
(Входят Данини, Генарт и др. актеры.)
Грунерт, Лотта и др. кельнерши, Клоц, проф. Ионшер, посетители, Данини, Генарт и др. актеры. Немного спустя — новые посетители и — из кухни — фрау Грунерт.
Д а н и н и (к Генарту). Нет, зачем он отнял у меня роль? Я человек маленький, больной, моя песенка спета. Но свое дело я исполняю честно. И потом, разве я не такой же актер королевской оперы, как все другие? Я инвалид, но оскорблять себя безнаказанно не позволю. Не позволю!
Г е н а р т. Пора бы тебе позабыть всю эту историю, Данини.
Д а н и н и. Позабыть? Да знаешь ли ты, что не так давно, королевскому капельмейстеру, Рихарду Вагнеру, нечего было на зуб положить, и второй актер Данини делился с ним на репетициях последним ломтем хлеба?
П е р в ы й а к т е р. Пропоем бывало ансамбль, и все в карман за кошельками: маэстро на пропитание. Он так привык к этому, что всегда, бывало, шляпу свою вверх дном на фортепиано кладет. А потом смотришь — королевский капельмейстер бежит в лавочку за селедкой. Ха-ха!
В т о р о й. Ну, с той поры много воды утекло. До Вагнера теперь не дотянешься: знаменитость!