Повести и рассказы
Шрифт:
В а г н е р. Но не у всякого найдутся силы пожертвовать своею личностью. Личность, готовая обогатить человечество, подняв его до себя, разве она не должна быть поставлена выше безглазой, безголовой, бездушной толпы?
Б а к у н и н. Человечеству нужно служенье, а не жертвы.
Р е к е л ь. Как это верно, как верно!
В а г н е р. Да, да. Но как же ты не хочешь понять меня? Я — художник, поэт, музыкант. Отдавая свое искусство жизни, служу ли я ей?
Р е к е л ь. Конечно, Рихард, конечно! Ты исполняешь
В а г н е р. И вот тут… Если бы вы знали! Целые годы труда, годы вдохновения пропали бесследно.
Р е к е л ь. Не правда, не правда, Рихард! Твои оперы…
В а г н е р. Оставь, ты вечно успокаиваешь! Я жаждал коренного переворота в искусстве. Шесть лет отчаянной борьбы не оставили ни одной царапины на бесстрастном изваянии театрального истукана. Вокруг меня открылась пустыня… Что же дальше?
Б а к у н и н (стучит по тарелке). Сигару!
Л о т т а. В какую цену, сударь?
Б а к у н и н. Большую, хорошую сигару. (К Вагнеру.) В борьбе нет места отчаянию, если не утрачена вера в великий смысл цели, ради которой борьба ведется. Изверился ли ты в своей цели?
В а г н е р. О, нет! Она пылает предо мною, как прежде, в неотразимой красоте.
Б а к у н и н (спокойно). Тогда восстань и разрушь все, что стоит преградой на пути к цели.
В а г н е р. Нет! Я убедился, что только ценою своей гибели, как художника, можно одолеть твердыню лже-искусства.
Б а к у н и н (спокойно, как прежде). Разрушь в себе художника.
В а г н е р. Бессмыслица, бред, безумие! Погибнуть, умереть, чтобы на завоеванном твоею смертью месте распустился чертополох. Скажи, скажи, Михаил, кто же придет на смену нам, кто будет строить наше здание, если мы умрем, не успев сказать, каким оно должно быть?
Б а к у н и н (сквозь облака сигарного дыма, видно, как улыбается он, выпуская тихие слова, которые стелются, подобно дыму). Ты все о новых формах, новом здании… Вопреки стараниям революционеров испортить историю, ни одна революция, даже самая глупая и самая маленькая, не прошла для человечества бесплодно. Потому, что всякая революция есть разрушение. И потому, что на месте разрушения само собой, всегда и помимо воли революционеров вырастает новое. Оставь заботы о том, кто придет на расчищенное тобой поле и засеет его. История сама позаботится и пришлет новых сеятелей. Ты — революционер. Делай свое дело.
Р е к е л ь. Разрушай.
Б а к у н и н. Бунтуй…
В а г н е р. Да, бунт. Я не могу отказаться от него. И, потеряв одно, я нашел другое оружие. Друзья, не есть ли самопожертвование выражение того инстинкта, который толкает человека на бунт. Бессильный сломить закоснелые формы жизни, человек уничтожает самого себя. В этом саморазрушении бунт проявляет свою волю к отрицанию жестокой действительности…
Б а к у н и н. Ты что-то путаешь…
Р е к е л ь. Он хочет сказать о бунте Иисуса.
Б а к у н и н. Рихард, пощади своего бедного друга!
В а г н е р. Саморазрушение Иисуса…
Б а к у н и н (перебивает). Прошу тебя, дорогой мой, оставь! Сделай мне только одно одолжение. Если будешь писать об Иисусе, изобрази его человеком слабым.
(Входит Галичек, разыскивает глазами Бакунина и быстрыми шагами направляется к нему.)
Грунерт, Лотта и др. кельнерши, Клоц, проф. Ионшер, посетители, Данини, Генарт и др. актеры, фрау Грунерт, музыканты, Бенедикт и др. студенты-немцы, Бакунин, Вагнер, Рекель, Галичек.
В а г н е р. Но почему? В том-то и заключается моя идея…
Г а л и ч е к. Михаил Александрович!
Б а к у н и н (оглядывается, вскакивает, обнимает Галичка. Юный, стройный, как тростник, тот исчезает в об'ятиях друга). Вот прекрасно, прекрасно! Ты по-старому пунктуален. Садись, рассказывай. (Галичек недоуменно смотрит на Вагнера и Рекеля.) Можешь быть совершенно покоен: это — мои друзья. (Таинственно.) Как дела?
Г а л и ч е к. Лучше, чем можно было ждать.
Б а к у н и н. Ты разыскал его?
Г а л и ч е к. Завтра утром он ждет вас.
Б а к у н и н. Где?
Г а л и ч е к. На старом месте.
Б а к у н и н (берет руку Галичка, многозначительно пожимает ее). Август, вот человек, которого природа создала для революции. А если бы ты видел, каким был этот юноша, когда вокруг него рвались на части бомбы Виндишгреца!
Р е к е л ь (протягивая руку Галичку). Вы защищали свободу в Праге?
Б а к у н и н. Он бился за независимость чехов и показал себя достойнейшим сыном этой благородной нации!
Р е к е л ь. Скажи, что там, какой нашел ты Прагу?
Б а к у н и н. Там все, как на вулкане. Революция выглядывает из-за каждого угла, из-за каждого дерева. Наше дело помочь ей вспыхнуть. И вот (шепчет, пригнувшись к столу) мы должны переправить остатки моего воззвания в Богемию и бросить его в народ. Ни один листок не пропадет бесследно, как ни одна искра не может не взорвать сухого пороху. У нас есть надежный человек, который берется установить особые пункты на границе, откуда мы будем руководить работой наших братьев в Богемии.
В а г н е р. Вас переловят на границе в одиночку!
Б а к у н и н (загадочно). О, нас гораздо больше, чем думают австрияки…
Г а л и ч е к. Мы полагаемся только на верных людей.
Б а к у н и н. Наши действия совершенно тайны. Ни одно государство не может совладать с тайным обществом.
Г а л и ч е к (к Бакунину). Я обещал ему… сделать вам одно специальное сообщение без свидетелей. (Встает.)
Б а к у н и н (подхватывает Галичка под-руку и отводит его в сторону). Ну?