Повести и рассказы
Шрифт:
Б а к у н и н. Мы в этом не сомневаемся. И мы с радостью будем сражаться за ваше — немецкое — и наше общее спасение, за вашу и нашу общую будущность. Священная обязанность нас всех — борцов революции — отразить врагов нашей общей свободы.
Г е н а р т. Это что же за общая свобода? Похоже на то, что чехи бунтуют ради освобождения немцев?
Б а к у н и н. Ради всеобщего освобождения! Когда венские революционеры истекали кровью в борьбе со своими деспотами, мы воздвигли на улицах Вены рядом с немецкими баррикадами большую славянскую баррикаду.
К л о ц. Однако, позвольте. Почему славяне ополчились на Франкфуртский парламент?..
П е р в ы й а к т е р…Этот оплот немецкой свободы.
Б а к у н и н. Это сборище детски-глупых людей, которое стало посмешищем всей Европы!
К л о ц (хватаясь за голову). О, о-о!
(Ропот и жесты, перебиваемые зычным голосом Бакунина.)
Б а к у н и н. Мы ищем самостоятельности, а эти безголовые куклы хотят онемечить весь мир!
К л о ц. Остановитесь, остановитесь, ради Бога!
П е р в ы й а к т е р. Безумец!
Б а к у н и н. Не только славянин, ни один честный немец не ударит пальцем о палец в защиту франкфуртских святош!
Б е н е д и к т. Довольно!
К л о ц. Уйдемте отсюда, господа!
(Всех охватывает страшное волнение. Многие спешно расплачиваются с кельнершами, бросая негодующие пугливые взгляды на Бакунина, который продолжает говорить.
Марихен подходит ближе к Бакунину и, не мигая, с открытым ртом, смотрит на его потное, разгоряченное лицо.)
Б а к у н и н (делает два шага вперед, неся перед собой за спинку стул). Не профессорам, которые сидят во Франкфурте, и не этим литераторам, которые обливают помоями ругательств поляков и чехов, протягиваем мы руку, нет! Мы ищем и хотим содружества молодой Германии, той Германии, которая еще не существует, которая так же, как и мы, преследуется и угнетается и которая, поэтому, достойна нашей дружбы!
П р о ф е с с о р. Панславист! (Собираясь уходить, к студентам.) Пойдем, друзья!
Б е н е д и к т. Коллеги!
Д а н и н и. Господа, что ж вы стоите? Ведь это — злейший ваш враг!
П е р в а я д а м а. Он помешался!
(К выходу в беспорядке устремляются: Клоц, пр. Ионшер, Данини, Генарт, Бенедикт, первый актер, первая и вторая дамы и двое — трое других посетителей.
Оставшиеся плотнее скучиваются вокруг Бакунина, который ничего не замечает и, глядя прямо перед собою, выкрикивает болезненно-страстно короткие слова.
Грунерт перебегает с места на место, пытается обратиться к Бакунину, но всякий раз отскакивает от него, проглатывая какие-то обрывки слов.
Неотрывно смотрят на оратора Рекель и Марихен.)
Грунерт, Лотта и др. кельнерши, посетители, актеры, фрау Грунерт, музыканты, студенты-немцы, Бакунин.
Г р у н е р т. Господи! Какое дело!
Д а н и н и (приоткрывая дверь и показывая одну голову). Его нужно в полицию!
Б а к у н и н. Жалкие козявки! Вас запугали. Протестантские пасторы, — эти зловреднейшие филистеры, — одурачили народ сказками о славянском предательстве. А кто же, как не немецкие деспоты, предали и задавили свободную Вену? Чьи бомбы зажгли золотую Прагу? Вы возненавидели страшное слово «панславизм», не замечая, что этим словом вас пугает голштинский тиран на русском троне. Этим словом русский царь хочет закрепить свое господство над немецкой политикой. Но это господство — гибель для немцев! Русский деспот лжет, когда говорит о своей любви к славянам. Он послал высочайшую благодарность Виндишгрецу — этому бесстыдному палачу славянской свободы! Славяне знают цену царской любви! Они хотят свободы, а вовсе не тирании, хотя б она была под скипетром русского немца!
П е р в ы й м у з ы к а н т. Славяне хотят стать тиранами немцев!
Б а к у н и н. Они хотят освободить все народы! Они знают, что никто не может обращать другого в рабство, не делаясь рабом сам. Я говорю это вам, как русский!
П е р в ы й с т у д е н т (горячо). Но что ж нужно делать нам, немцам, которые жаждут свободы и братства?
Б а к у н и н. Надо прижечь ляписом народного гнева все болячки и язвы королевской власти. Надо прогнать королей!
Г о л о с и з п о с е т и т е л е й. Правильно!
(Шум одобрения.)
Г р у н е р т. Ох, Господи!
Б а к у н и н. Надо оглянуться вокруг: революция — везде. Новый дух, со своей разрушающей силой, вторгнулся в человечество и проникает до самых глубоких, самых темных слоев общества. И революция не успокоится, пока не разрушит окончательно одряхлевшего мира и не создаст нового, прекрасного!
Р е к е л ь. Прекрасного!
(Посетители с удивлением глядят на Бакунина.)
Б а к у н и н. Освобождение народов может выйти только из одного бурного движения. Дух нового времени говорит и действует только среди бури!
П е р в ы й с т у д е н т (взволнованно, задыхаясь). Что ж нужно делать сейчас?
Б а к у н и н. Деспоты решили положить предел распространению революции. Но дух революции смеется над пограничными заставами и невидимо ступает вперед, словно азиатская холера. Деспоты выставили своим убийцей Австрийскую империю. Сохранение Австрии — вот чего хотят наши враги. Разрушение Австрии — вот чего должны желать мы! (Пронзительно кричит.) Совершенное разрушение всех австрий! Кто за Австрию — тот против свободы! Кто за свободу — тот против Австрии!
М а р и х е н (испуганно крестится). Пресвятая богородица! Да это колдун!
Г р у н е р т. Пошла на место!
(Марихен убегает в кухню.
В тот же момент распахивается дверь и вбегает Галичек.)
Грунерт, Лотта и др. кельнерши, посетители, актеры, фрау Грунерт, музыканты, студенты-немцы, Галичек, Бакунин.
Г а л и ч е к. Михаил Александрович! (Хватает Бакунина за руку и тащит его в сторону). Сюда идет полиция! Я слышал, как публика, которая нагнала меня на улице, называла вас русским шпионом. Пойдемте!