Повести и рассказы
Шрифт:
Обидно было Боре, когда, заканчивая украшать класс, Андрейка спросил старого учителя:
— Илья Ильич, а вы будете с нами, с нашим классом, на празднике?
— Буду, дружок, буду, непременно.
— И с нашим классом петь будете?
— И петь буду, — ответил Илья Ильич, улыбаясь в поглаживая Андрейку по светлым волосам.
— Не поеду на праздник, и всё тут, — сказал Боря, когда Андрейка заговорил с ним о празднике.
— Почему?
— Илью Ильича не люблю.
— Почему не любишь? — с испугом спросил Андрейка.
— А так. И за уроки, и за то,
Весной, когда так тянет на улицу, Боря был дежурным по классу. Он заранее обдумал, как «насолить» учителю, чтобы Илья Ильич выгнал его из класса во время урока, как он иногда делает с провинившимися. Илья Ильич любил, когда дежурный вытирал начисто доску, приготавливал мел, мокрую тряпку для доски и стирал пыль с учительского стола.
Боря не вытер доску, мел бросил под парты, стол повернул ящиками к партам, а класс закрыл и дежурил у двери, чтобы впустить учеников только точно по звонку.
— Кто же сегодня у нас дежурный? — спросил Илья Ильич, войдя в класс и рассматривая диковинную картину. Доска была грязная, а на его столе были начерчены мелом каракули и чёртик.
— Я дежурный! — вызывающе ответил Боря.
— Где тряпка, Боря? — спокойно спросил учитель.
— Я её не нашёл.
— Так-с, дружок, не нашёл, значит. И мел не нашёл.
Кто-то из учеников уже вылетел за дверь и мигом принёс мел, тряпку и принялся вытирать доску.
— Но ведь не ты дежуришь сегодня, — сказал Илья Ильич и взял тряпку у мальчика, вытиравшего доску. — Спасибо. Садись, дружок, а доску я вытру сам… Значит, я у вас сегодня дежурный.
Двадцать девять пар глаз недовольно смотрели на Борю, а кто-то даже сказал по его адресу, но так, чтобы не услышал Илья Ильич:
— У-у, бродячий музыкант с колокольчиками!..
Боря злился. Ему хотелось побить того, кто сказал обидные слова, и тех, кто хихикал, и досадить старому учителю.
Урок шёл своим чередом. Андрейка у доски разбирал задачу:
«5 мальчиков купили 75 яблок, поровну каждый». Нужно было узнать, сколько купил яблок каждый. Если бы Андрейка был не у доски, не волновался, то, может, и решил бы задачу.
Лес рук поднялся вверх. Это были желающие помочь Андрейке, но Илья Ильич не спросил тех, кто поднял руку, а вызвал почему-то Борю.
— Ну-с, Боря, пойди к доске, помоги товарищу.
— Я не пойду. Я руки не поднимал.
В первый раз, как показалось Боре, он «допёк» учителя. Но Илья Ильич сказал, как всегда, ровным голосом:
— Боря Шилов, выйди из класса!
Все ученики провожали Борю недовольными взглядами до самой двери. С радостью и торжеством вылетел Боря. Он думал о том, что наконец-то победил старого учителя. Сразу же, не заходя в общежитие, он направился к выходу, на улицу. Но тут ожидала его неприятность. Сторожиха, та самая, которая не понравилась Боре ещё в первый день знакомства с детским домом, преградила ему путь и строго заявила:
— Уроки идут… Нечего баклуши бить на дворе. Марш в класс.
Боря ничего не сказал строгой женщине. Он бросился на четвёртый этаж в свою комнату. Плюхнулся на кровать, не снимая ботинок, и зарыдал. Но и здесь его не оставили в покое. Вошла женщина, та, что распоряжается бельём и убирает в их комнате.
— Ты что это улёгся, как медведь, с грязными ногами на чистое одеяло? И вообще днём, да одетому не полагается ложиться на чистую кровать. Сейчас же встань, а то живо к директору отведу.
Директора Боря боялся. Он вскочил с кровати, выбежал в коридор и… наткнулся на директора. Тот строго спросил:
— Почему, Борис, не на уроке?
— Я… я… — запинаясь, начал было Боря, но директор догадался, в чём дело.
— Понимаю, — сказал он. — Вот это уж плохо, Борис. Все учатся, а ты окна в коридоре считаешь… Кончится война, вернётся твой отец, а ты будешь неучем… Ах, как папа обрадуется! Правда?
Боря всхлипнул:
— Извините меня, пожалуйста.
— У Ильи Ильича проси извинения, а не у меня.
Но извинения у Ильи Ильича Боря не попросил. Учитель разрешил ему сесть за парту, но за все уроки в этот день не спросил ни разу, хотя Боря несколько раз поднимал руку.
Ребята перестали с Борей разговаривать не только в школе, но и дома. Все считали, что он должен попросить у Ильи Ильича извинения. Так у них было заведено: коли провинился, проси прощения.
Только Андрейка, да и то тайно от других разговаривал с Борей.
— А ты, Боря, возьми, да и скажи: «Илья Ильич, простите меня, я больше не буду так поступать». Он ведь у нас вон какой хороший, добрый. Он сразу тебя простит.
Боря не ответил Андрейке, но всю ночь проплакал, думал и решал: или ждать лета и летом бежать, или, как говорит Андрейка, пойти извиниться перед Ильёй Ильичей… Уснул Боря только под утро. Во сне он видел слепого музыканта, который всё время звал его куда-то, а Боря почему-то и хотел и не хотел итти с ним, ему жаль было оставлять Андрейку одного.
Утром Боря вдруг сказал Андрейке:
— Пойду к Илье Ильичу.
— Вот это здорово! Вот хорошо! — кричал обрадованный Андрейка.
Летом ребята трудились на подсобном хозяйстве детского дома. Илья Ильич тоже работал в поле с учениками своего класса. «Война, всем работать надо», — говорил он. И в поле Илья Ильич оставался хорошим учителем. Он учил ребят беречь каждый колос, каждое зерно. Легко было ребятам со своим учителем. Начнут работать одни — обязательно кто-нибудь раскиснет, устанет, начнёт ныть и, смотришь, всем скоро захочется бросить работу да отдохнуть, а то и совсем уйти. Но если в поле вместе с ребятами работает Илья Ильич, никто не устаёт, не жалуется, и все делают больше обычного, весело, с песней и шутками. Хорошо это понимал и Боря. Он долго и часто думал об Илье Ильиче с тех пор, как они помирились, и понял, какой сильной любовью полюбил старого учителя. В короткие перерывы ребята тесным кольцом окружили Илью Ильича, и он рассказывал им про русских богатырей, про былые походы русских дружин. И как рассказывал! Слушают его ребята и боятся перевести дыхание.