Повести и рассказы
Шрифт:
Высокий и худощавый Алексей Смирнов шел рядом с другом неторопливой, но спорой походкой человека, привыкшего много ходить.
Они были ровесники и пришли в университет не со школьной скамьи. Ардо Мальян — с одной из восточных железных дорог, где он считался неплохим машинистом, а Смирнов — из Красной Армии.
Друзья уже прошли с километр.
Дорога, до сих пор пролегавшая через пустые, по-зимнему неуютные поля, дошла до места работ и здесь, упершись в новую, высотой метров в двенадцать, дамбу, сразу разбежалась десятком слабо укатанных дорожек-времянок. Каждая такая времянка вела на участок какого-либо
К ночной свежести воздуха примешивался острый сыроватый запах свежевырытой земли.
Друзья поднялись на дамбу и пошли по ней вдоль русла будущего канала.
Из-за горизонта выкатилась огромная и красная, как бухарский медный таз, луна. Медленно всползая по небосводу, она через четверть часа залила всю округу ярким светом.
При свете луны намечавшееся ложе канала казалось совсем не похожим на то, которое студенты привыкли видеть днем во время работы.
Русло канала было выбрано уже почти на проектную глубину. Только кое-где на дне уступами чернели еще не раскопанные слои земли. Словно остатки древних колонн, возвышались «попы» — столбы почвы, оставленные для замера. Алексею отсюда, с дамбы, казалось, что он видит не результат недавней работы огромного коллектива людей, частичкой которого был он сам, а руины какого-то древнего сказочного города. Резкая светотень от луны еще более усиливала это впечатление нереальности.
Студенты шли по участку Северного Ферганского канала, на котором земляные работы начались раньше, чем в других местах трассы.
Однако с каждым десятком метров дамба делалась все ниже и вскоре почти совсем исчезла. В этом месте канал, проходя через возвышенность, врезался в землю. Здесь уже не лопата, а кирка, лом и аммонал прокладывали дорогу каналу, так как под тонким слоем почвы строители наткнулись на сплошной массив гранита.
Еще несколько шагов — и последние кучи раскопанной земли остались позади. Мальян и Смирнов оказались у подножия довольно высокого отлогого холма. Чуть справа от намеченного пути канала, на самой макушке холма, чернело какое-то приземистое массивное строение. Друзья остановились и с минуту вглядывались в раскинувшийся перед ними каменистый пустырь.
— Где вы, братцы-кролики? Не слопал ли вас дядюшка-волк? — негромко, но нарочито встревоженным голосом спросил Мальян.
— Здесь. Идите сюда, — так же негромко отозвались сзади.
Пришедшие оглянулись на зов. Около последнего замерного столбика на куске старой кошмы лежали то двое, на смену которым пришли Мальян и Смирнов. Место было выбрано очень удачно. Самый зоркий человек мог бы десятки раз пройти мимо невысокого земляного столбика и не заметить, что около него несут вахту часовые трассы.
Чернышев и Мухамедов не встали с кошмы, а подождали, когда Мальян и Смирнов подошли к ним.
— Что нового? — спросил Мальян, усаживаясь на кошму около Чернышева. Он сразу же подвинул к себе тульскую двустволку, лежавшую под рукой у товарища.
— Все спокойно, — негромко ответил Чернышев. Худощавый, с виду почти мальчик, он очень серьезно относился к обязанностям часового и старался отвечать по-военному коротко. Ночное дежурство на трассе казалось ему романтичным приключением.
— Замерзли? — спросил Алексей, присев на замерный столбик.
— Ну, с чего нам мерзнуть, — ответил Чернышев. — У меня меховая куртка, а у Саида фуфайка на вате. Да ты что уселся на столбик? — забеспокоился он. — Садись на кошму. Демаскируешь.
Смирнов послушно пересел.
Чернышев не мог лежать молча. Его распирало or мальчишеского желания рассказать все, что случилось в часы дежурства.
— Понимаете, товарищи? — горячо заговорил он. — Мы все время следили. Ни минутки не спали. На трассу никто не выходил. Только в мечети кто-то плакал. Я хотел сходить посмотреть, но Саид не пустил.
— Что такое, Саид? — сразу насторожился Алексей. — Кто плакал?
Молчавший до сих пор Мухамедов ответил не сразу, и Алексей почувствовал, что тот чем-то встревожен. Некоторое время Саид вглядывался в черневшую на холме мечеть, словно ожидая чего-то, и затем уже заговорил:
— В мечети не плакали. В мечети стонали и, по-моему, ругались, нет, не ругались… грозили, нет и не грозили, а как это… — Саид замялся, подыскивая подходящее по смыслу русское слово.
— Ну, ну, — торопил Мальян. — Угрожали? Запрещали?.. — подсказал он товарищу.
— Нет, не то, — отмахнулся Саид. — Вот-вот, вспомнил… Проклинали.
— Кого? — в один голос спросили все трое.
— Плохо разобрал, — сконфуженно признался Саид. — Далеко, да и кричали-то не сюда, а в ту сторону. — Он махнул рукой в направлении селения, расположенного за холмом.
— Ты считаешь, что это тоже провокация? — спросил Мальян.
— Да, — без раздумья ответил Саид. — Вчера колышки вытащили, сегодня кричали. Это все одна работа.
— А что ты мне сразу не сказал? — обиженно заговорил Чернышев. — Я предлагал: «Пойдем!», а ты ответил, что это просто так и уходить с трассы нам нельзя.
— Не сердись, Ваня, — обнял товарища за плечи Саид, — Ходить туда было не надо. Мы бы спугнули тех, кто там кричал. Их по-другому ловить нужно.
Но в разговор горячо вмешался Мальян.
— Сейчас надо сходить в это гнездо и посмотреть, что там за крикуны развелись. Ждать нечего. Двое могут остаться на трассе, а двое пойдут…
— Не горячитесь, Ардо. Сегодня, по-моему, ничего делать не следует, — перебил друга Алексей. — Кругом местность открытая, к мечети незаметно не подойдешь — увидят. Да и те, что там голосили, наверное, уже убрались восвояси. Давно они кричали? — спросил Алексей Саида.
— Часа два тому назад, — подумав, ответил Саид.
— Ну вот видишь, — продолжал Алексей. — Завтра мы узнаем, о чем кричал новоявленный «диктор» из мечети, и решим, что делать. Пусть Саид и Ваня идут спать, а днем мы обо всем сговоримся. Согласны?
Студенты-историки привыкли считаться с мнением Алексея. Каждый чувствовал в характере Алексея Смирнова что-то такое, что заставляло подчиняться этому всегда спокойному юноше. Недаром до университета Алексей прослужил несколько лет в армии, в пограничных частях. С первых дней поступления в университет к этому высокому светловолосому не по годам серьезному юноше хорошо подошло неизвестно кем придуманное прозвище «Чекист». Прозвище прижилось. На смежных факультетах мало кто знал Алексея Смирнова, но всем студентам хорошо был известен Алеша-чекист — парторг истфака. С первых же дней учебы в университете Алексей стал бессменным парторгом факультета.