Повести о войне и блокаде
Шрифт:
Полетели они и в этот раз. Они бомбили Гитлера, пока не кончились бомбы.
– А что у нас есть еще? – спросил Лёнька своего друга.
– Осталась только колба с дрожжевым супом, – ответил Гошка.
– Бросай! – приказал Лёнька.
Колба полетела вниз и разбилась прямо о голову Гитлера. Гитлер был весь в дрожжевом супе, а Лёнька тихо смеялся во сне. Тихо, чтобы не разбудить маму.
«КОКОСОВОЕ СЧАСТЬЕ»
Теперь Лёнька ходил только до ларька и обратно. Приносил хлеб
Он вытряхнул все из портфеля, и оттуда высыпались желуди.
«Вот это да! – подумал Лёнька. – Как же я про них забыл?» Лёнька съел несколько штук, спохватился и решил оставить желуди до прихода мамы. А еще он вспомнил, что обещал принести их тете Мане.
Когда пришла мама, Лёнька велел ей закрыть глаза и подставить ладошки.
Он насыпал в мамины ладошки оставшиеся желуди и разрешил открыть глаза. Мама увидела желуди и удивилась: «Откуда?» Лёнька рассказал маме историю сбора желудей и про Вовку. В конце он сказал, что тетя Маня хотела из этих желудей сварить кофе.
Мама высыпала желуди на стол и ничуть не расстроилась, а даже, наоборот, вроде обрадовалась.
– Вот и хорошо, – сказала она и достала из сумки кулек, – желуди – тете Мане, а мы будем варить кокосовую кашу.
Мама развернула кулек и показала Лёньке что-то похожее на манку, только другого цвета. Лёнька убрал желуди в портфель и принес снега со двора.
Мама поставила кастрюльку со снегом на керосинку и, когда снег растаял, бросила туда две столовые ложки кокосовой крупы, а может, муки. Мама точно не знала. Они заглядывали в кастрюльку и ждали, когда же начнет свариваться каша. Вода закипела, крупинки плавали в воде, и все. Никакой каши не получалось. Тогда Лёнька предложил добавить еще ложку: может, хоть кое-какой супчик получится.
Мама бросила еще одну ложку в кипящую воду – и вдруг в кастрюльке загустело варево, и получилась каша серого цвета. Мама и Лёнька ели это «кокосовое счастье» (так назвала мама муку) и ужасно жалели о пропавших зря первых двух ложках муки.
В этот вечер передали по радио, что товарищ Сталин дал обед в честь какого-то посла. Лёнька лег в кровать и представил, как товарищ Сталин и посол едят солянку. Товарищ Сталин съел солянку и сказал послу папиным голосом: «Надо съедать все, до последней крошки, а то повар обидится».
После этого Лёнька полетел с лучшим другом Гошкой бомбить Гитлера.
СНАРЯД, КОТОРЫЙ ВЗОРВАЛСЯ
Незаметно прошел Новый год. Прошел без елки, мандаринов и игрушек. Вроде был Новый год, а вроде и не было. Потом прошел январь. Это был морозный, но хороший месяц, потому что увеличили норму хлеба.
Но для Лёньки ничего не изменилось. Он каждый день ходил в ларек, приносил хлеб, разрезал его на маленькие кусочки. Медленно ел, стараясь растянуть общение с хлебом до прихода мамы. Но ничего не получалось. Хлеб съедался раньше.
В этот февральский день Лёнька услышал в очереди за хлебом, что скоро весна, а весной появится крапива и другая трава. Можно суп сварить.
Лёнька нес за пазухой свой кусок хлеба и думал о крапиве. Как же можно варить из нее суп, если она жжется?
Когда Лёнька подошел к своей парадной, он увидел женщину. Она сидела на сугробе напротив Гошкиной парадной. Лёнька сразу догадался, что это Гошкина бабушка. Он подошел и сел рядом.
Гошкина бабушка посмотрела на Лёньку и тихо сказала:
– Это ты, Лёня? Видишь, сижу и не могу встать. Ноги как ватные.
Лёнька встал, чтобы помочь.
– Нет, давай посидим чуток, а потом попробуем.
Гошкина бабушка сняла варежку, заправила волосы под платок и вдруг заплакала:
– Георгий-то в госпитале. Собирал на пляже щепки и палки на растопку. И, представь, какой-то шальной снаряд грохнул около вашей школы. Георгия ранило. Два осколка. В ноги. Хорошо, откуда-то там оказались матросы. Они и доставили его в госпиталь. Туда работать ушла его мама. Говорят, ничего, поправится Георгий. Ну, давай попробуем.
И они попробовали. Гошкина бабушка опиралась на Лёнькино плечо. Маленькими шажками они дошли до парадной, потом долго поднимались на второй этаж. Гошкина бабушка села на последнюю ступеньку и сказала:
– Ну, теперь-то я доберусь. А ты, Лёня, хороший мальчик. Спасибо за помощь. А то осталась я одна. Ну, иди домой. И живи долго. Обещаешь?
Гошкина бабушка перекрестила Лёньку, и он пошел домой.
Он ждал маму, чтобы узнать, где находится госпиталь, куда доставляют раненых. А еще спросить, можно ли варить суп из крапивы, потому что весна скоро.
Но ничего спросить не успел. Мама вошла и сразу потребовала:
– Собирайся, Лёня, мы уезжаем.
– Куда уезжаем? – удивился Лёнька. – Зачем уезжаем?
– Кто у нас самый главный в семье? – спросила мама.
– Папа, – честно ответил Лёнька.
– Правильно, – сказала мама. – Папа считает, что нас надо спасать, а то у тебя один нос остался.
– А куда спасать? – спросил Лёнька.
– В тыл. Где нет войны.
ОТЪЕЗД
Мама везла Лёньку на санках. Он сидел на чемодане. В зимнем пальто, в ушанке, поверх ушанки мама повязала свой платок. На ногах – валенки.
Мама везла Лёньку мимо запорошенных трамваев, мимо братской могилы, мимо мертвых людей, завернутых в одеяла и простыни. Около папиного завода стояли три машины с крытыми кузовами, выкрашенными в белый цвет. Папа стоял возле второй машины.
– Опаздываете! – сказал он строго. – А это что за кулек? Разве так должен выглядеть боец Ленинградского фронта?