Повести о войне и блокаде
Шрифт:
За Тихвин шли тяжелые бои, но несмотря на это, дивизию оставили в резерве, передавая по очереди в 54-ю, 59-ю и, наконец, во 2-ю ударную армии. Сибиряки двигались в направлении станции Будогощь во втором эшелоне наступающих войск. Приходилось постоянно перемещаться то вправо, то влево от основного направления – шли туда, где противник оказывал особенно сильное сопротивление. Отдыхали и спали только в лесах. Немцы, отступая, уничтожали все. Были сожжены дотла многие деревни. Деревья и те были все изранены. Из-за отсутствия кормов лошади обессилевали, падали. Их приходилось оставлять. К юго-западу от Тихвина на пути стало попадаться много немецких трупов. Некоторые из них висели на деревьях, заброшенные туда взрывами снарядов. Подводы, груженые имуществом и продовольствием, двигались по дороге, по набитой колее. «Один из повозочных выехал из колеи, – вспоминал бывший командир штабного взвода роты связи 1267-го стрелкового полка лейтенант Иван Никонов, –
382-я стрелковая дивизия, которой командовал полковник Г.П. Саккуров, выдвигалась в направлении Грузино, где получила свое боевое крещение, встретив сильное сопротивление противника и понеся первые серьезные боевые потери.
Стрелковый полк, в составе роты связи которого находился взвод лейтенанта Никонова, двигался вдоль правого берега реки Волхов в направлении Дубцы – Гряды и далее. Немцы закрепились на левом берегу Волхова, создав мощную систему обороны. Предстояло форсировать реку в районе Селищенских казарм.
СПАССКАЯ ПОЛИСТЬ
Январь 1942 года, как уже говорилось, выдался на редкость холодным. Морозы доходили до 40 градусов. Подразделения 1267-го стрелкового полка сосредоточились в вершинах оврагов вдоль берега Волхова для броска на другой берег. Подвезли в бочках водку. Бойцы пили ее прямо из ковша, а к утру, когда поступила команда двинуться в наступление, на земле так и остались лежать несколько тел окоченевших с похмелья бойцов.
Первая же атака сибиряков увенчалась успехом. Немцы открыли огонь, но удерживали позиции недолго, дрогнули и побежали. Оказалось, что у них на берегу были оборудованы лишь ячейки из снега. Воодушевленные первым успехом подразделения двинулись дальше, к Спасской Полисти, по пути захватывая пленных.
Спасская Полисть – железнодорожная станция на линии Новгород – Волхов – Тихвин – Ленинград, а также тракт шоссейных дорог. Дома и надворные постройки стояли ровной улицей, около них – огороды. Возле огородов – речка Полисть. Возле нее, у шоссе, водокачка, дальше – поля и сенокосные угодья. Вся местность видна как на ладони. Здесь, на линии железной и шоссейной дорог, противник закрепился основательно. В самой Спасской Полисти с немецкой дотошностью каждый дом был переоборудован в дот. В избах на пол были положены прокладки из бревен. Их засыпали землей из подпольной ямы, делая таким образом несколько рядов. Из подпольных окошек делали амбразуры. Такие сооружения не пробивались ни ружейно-пулеметным, ни минометным, ни даже артиллерийским огнем.
Метрах в двухстах от переднего края противника Никонов с бойцами разгребли снег и поставили палатку для командира полка. Впереди боевых порядков пехоты вырыли ямку для НП, провели туда телефон. Полк готовился к наступлению…
После чахлой и малоэффективной артподготовки началась атака.
Шли врассыпную по открытой местности. Связисты двигались вместе с пехотой. Противник открыл огонь из всех видов оружия. Автоматные и пулеметные очереди заглушались минометным и артиллерийским огнем. Немецкие самолеты летали на малых высотах, их летчики нашли себе забаву – как в тире, расстреливать наших бойцов из пулеметов. И – бомбили. Все взлетало вверх, заволакивало снежной пылью и землей. Не было видно ничего. Падали мертвые, раненые и живые. Вместо того чтобы прятаться в воронках от снарядов, некоторые необученные бойцы в растерянности метались по полю и погибали. Бойцы ползли вперед и стреляли. Заканчивались патроны. Многие залегли в воронках. После такого огня командирам трудно было понять, сколько людей осталось в живых. Пришлось лежать до ночи, а потом ползать и проверять, кто жив, а кто убит или замерз. Понеся большие потери, полк прекратил наступление. Оставшиеся в живых под покровом темноты отошли далеко за исходные позиции, к кухням. (Во время наступления бойцы пищи не получали: кухни не подходили близко к переднему краю. Если немцы их замечали, то сразу же уничтожали артогнем.) Буквально на следующий день состав полка пополнился маршевыми ротами и батальонами – только что прибывшими на фронт необстрелянными бойцами. Всем выдали по одной-две обоймы патронов (10-20 штук) – и снова в атаку. Патроны быстро кончались, и их приходилось брать у убитых и раненых в ходе боя. С первых же дней Никонов понял, что нужно держаться ближе к немцам. Стоит лишь чуть отойти дальше, как их артиллерийский и минометный огонь уничтожает все живое, а по местности, расположенной в опасной близости к своим позициям, они не стреляли. В очередной атаке лейтенант немного не угадал – не нашел поблизости подходящей воронки и упал в снег. Когда начал нагребать перед собой сугроб, немец заметил его и начал стрелять. Две пули, пройдя сквозь снег, попали в шапку, но не пробили ее, а только застряли.
«Немцы уже обошли нас с фланга, – вспоминал Иван Дмитриевич. – Я стал отстреливаться, подбежал с ручным пулеметом младший лейтенант Григорьев и начал стрелять в самую гущу фашистов. Часть немцев была уничтожена, а другие отвернули в сторону и ушли в глубь обороны полка».
Прибежавший связной передал приказ Григорьеву явиться с пулеметом к командиру полка. Никонов остался один, без приказа не решаясь оставить позицию. Он залег в воронке, впереди которой росли небольшие кустики, когда увидел, что с немецкой стороны через редкий лесочек прямо на него идут человек 10-12 фрицев. Подпустив их метров на 50, он начал стрелять. Часть немцев залегла, а остальные так и остались стоять, не понимая, откуда по ним ведется огонь. Воронки из-за кустиков видно не было, тогда как сами немцы были как на ладони. В результате Никонову удалось уничтожить всю группу. Еще два раза немцы пытались пройти в этом месте, и оба раза лейтенант их расстреливал со своей невидимой позиции. Никонов насчитал потом 23 убитых фашиста.
Ночью движение прекратилось, и Иван Дмитриевич отправился искать своих. В том месте, где была их палатка, он увидел убитыми бойцов своего взвода Селезнева, Симоненко, Швырева, Авдюкова и других. Присел рядом с погибшими товарищами, попрощался и снова пошел на поиски живых. Из соседнего леска ударила очередь. Пуля продырявила шинель, но самого его не задела. Автоматы тогда были в основном только у немцев, поэтому туда он не пошел. Услышал, как вдалеке ударила катюша. По звуку Никонов понял, что снаряды будут падать где-то рядом. Только успел залечь в ложбинку, как они начали рваться в опасной близости от него. По кому велся огонь, было непонятно, потому что, кроме него, никого в этом месте не было. Снаряды легли с недолетом. Ударил второй залп БМ-13. Снаряды разорвались еще глубже в нашем тылу…
Никонову удалось найти своих в лесу, почти в двух километрах от Спасской Полисти. Там находилась небольшая группа уцелевших бойцов и командиров – человек десять, среди них был и командир полка. Лейтенант доложил ему обо всем, что произошло, об уничтоженных им немцах и о том, что сейчас противника на оставленных позициях нет. Командир не поверил, послал с Никоновым вместе помощника начальника штаба проверить еще раз, а еще одного бойца отправил считать убитых Иваном Дмитриевичем немцев. Информация о том, что немцев на позициях нет, подтвердилась, а вернувшийся боец, побоявшись подойти близко, издали насчитал лишь около десятка трупов. Ивана Дмитриевича сочли хвастуном.
Немцы контратаковали по двум направлениям. Им удалось продвинуться на 1,5-2 км в наш тыл и обойти оборонявшихся. Поэтому решили в лесу не ночевать, а вернуться на оставленные утром позиции. Придя на них, первым делом собрали в одно место всех своих раненых, а в другое – большую часть убитых. Недосчитались командира роты Останина, политрука Зырянова и многих других. Командовать ротой назначили командира взвода коммуниста лейтенанта Маликова…
Утраченное положение удалось восстановить, после чего бои за Спасскую Полисть продолжали все по той же схеме. В обескровленный полк дали пополнение. В эшелоне из Средней Азии привезли казахов и узбеков. Большинство из них были пожилыми верующими людьми. Они были почти совсем не обучены и тяжело переносили мороз. Когда кого-то из них убивали, а это случалось часто, остальные собирались вокруг него и что-то по-своему бормотали. Немцы это замечали и накрывали собравшихся минометным огнем. Если же кто-то из них получал ранение, его несли в санчасть целой толпой. Передний край в этот момент пустел.
Затем на смену им пришли три молодежных батальона. Ребятам было не более 20 лет. Пришли строем, все в новеньких белых маскхалатах. Им не дали даже передохнуть – повели в атаку. Через полтора часа никого из них уже не осталось. Пополнение прибывало и сразу отправлялось в бой. Но немец из пулеметов их как косой косил. Полегли все. Перед немецкими позициями все было изрыто снарядами и устлано кучами трупов, которые убрать было невозможно. Убитые и раненые падали сверху. Раненые тянулись, ползли, но вскоре умирали от ран или замерзали. Живые прятались от огня противника в воронках или за кучами окоченевших на морозе трупов.