Повести о войне и блокаде
Шрифт:
В промежутке между боями лейтенант Никонов послал одного из бойцов в тыл полка за новым телефонным аппаратом взамен разбитого пулей. Но тот словно пропал. Лишь во второй половине дня Никонову позвонил представитель заградотряда. Он спрашивал, есть ли в роте боец Гончарук и где он сейчас находится? Оказалось, что Гончарука задержали в тылу полка, приняв за шпиона, за то, что он ходил по нашим тылам в немецкой шинели. Незадолго до этого Гончарук спалил свою, заснув у костра, и снял шинель с трупа здоровенного немца, так как сам тоже был внушительных габаритов, а советской шинели таких размеров не нашлось. Через некоторое время Гончарук вернулся, но еще долго обиженно ворчал, что, мол, вот тыловые крысы, сидят там, немцев не видят, так своих хватают. Не верят, что свой. На это Никонов заметил, что не стоит обижаться: могли бы ведь просто взять да расстрелять на всякий случай. А они вот дозвонились и выяснили. Обмундированием нашим бойцам служили ватный костюм, шинель, валенки и шапка-ушанка с ватным верхом. Такая одежда загоралась
Вскоре при переходе к станции Глубочка погиб командир роты Маликов, с которым Иван Дмитриевич прибыл на фронт после окончания курсов. Его убил снайпер. Командовать ротой, да и всей связью полка, которой уже почти не осталось, назначили его самого.
К ночи подошли почти вплотную к железной дороге. Любань находилась впереди, правее, километрах в шестнадцати. Ночь была очень морозная. Командир полка с комиссаром, чтобы не замерзнуть, выкопали себе маленькую ячейку и поместились в ней. Никонов почувствовал, что если они тоже не начнут копать яму, то к утру превратятся в ледышки. Поэтому без лишних уговоров сам первым взялся за работу. Копал штыком: другого инструмента не было. Остальные сидели и смотрели. Потом подошел пожилой боец Пономарев, стал помогать. Подошли и другие. Остался сидеть один боец Воронов – молодой крепкий парень, только что окончивший какой-то московский институт. Сидит, мерзнет, сопли текут и превращаются в сосульки. Никонов позвал его: «Помогай, будешь работать – согреешься, потом под палаткой будет теплее». Но тот не стал работать и к утру замерз.
Немец занял хорошо оборудованную позицию по насыпи железной дороги Москва – Ленинград до разъезда Еглино, имея все виды вооружения и достаточное количество боеприпасов. Утром полк без артподготовки был поднят в атаку, которая не имела успеха…
Как потом стало ясно из архивных документов, за время январско-февральских боев мясноборский плацдарм превратился в котел около 200 км по внутреннему кольцу с узкой горловиной, 3-4 км, у Мясного Бора. По берегу Волхова участок прорыва составлял примерно 25 км. По линии соприкосновения противоборствующих сторон постоянно велись активные действия местного значения – наступления, отходы. Командование немецкой армии прилагало все усилия, чтобы не дать нашим войскам возможности расширить участок прорыва у Мясного Бора, потому что, как вспоминал после войны один из немецких участников битвы, полковник Хольман, «исход боя решался не в глубине территории, у острия наступательных клиньев противника, врезавшихся далеко в наши тылы, какими бы угрожающими они ни выглядели на карте, а на месте прорыва Волхова и у шоссе Новгород – Чудово, то есть у населенных пунктов Мясной Бор, Мостки и Спасская Полисть. Это ясно сознавало командование группы армий “Север”». Поэтому немецкая сторона с огромным трудом выдержала натиск наших дивизий, пытавшихся расширить участок прорыва. Для этого им пришлось вводить чрезвычайные меры – поставить в строй всех: маршевые роты, тыловые подразделения. Немцы признаются, что их положение порой становилось просто критическим и замысел русских по деблокаде Ленинграда при определенных условиях мог осуществиться…
…Остро чувствовалась нехватка вооружения, боеприпасов и продовольствия. Полк в очередной раз понес большие потери и вынужден был перейти к обороне. Командование отошло километра на полтора-два в глубину, оборудовав там командный пункт, а связистов Никонова оставили в обороне в качестве пехоты, которой после атаки уцелело мало. Яму свою связисты расширили, сделав из нее подобие землянки. Насыпали земляной бруствер со стороны противника. Сверху ямы положили палки толщиной 5-7 см, накрыв их плащ-палаткой и засыпав землей. Оставили только небольшое отверстие – лаз. Землянка была ниже железнодорожной насыпи, поэтому ее не было видно со стороны противника. Пехоты на этом участке не было. Никонову дали ручной пулемет, и он организовал дежурство на огневых точках. В землянку вмещалась смена – человек девять, тесно прижавшись друг к другу. Внутри было даже жарко. Пулеметчик дежурил, находясь в отверстии, сверху накрытый палаткой. Левее, сзади, находилась позиция минометчиков.
Бойцы испытывали большую нужду в пище и боеприпасах. Пищу давали раз в один-два дня по несколько граммов сухарей на человека. Люди быстро обессилели. Ели все что попадется. В тылу стояла одна лошадь. Ее съели вместе с костями и кожей. Потом съели сбрую. Кости измельчали и ели. В роте лейтенанта Никонова осталось менее десяти человек, когда ему в пополнение дали еще семь человек, по пять патронов на каждого и приказали утром контратаковать противника. Целью этой атаки являлось, как понял Иван Дмитриевич, провести разведку боем или показать врагу, что мы еще живы и сильны. Рано утром поднялись в атаку, открыли огонь по немцам. Немцы ответили автоматным, пулеметным и минометным огнем. Всех прижали к земле. Убило пожилого, опытного бойца Крупского. Рядом с Никоновым залег молодой солдат из пополнения – Александр Сергеевич Пушкин. Ему было всего лет двадцать от роду, и внешне походил он очень на своего знаменитого тезку. Пушкин пополз к убитому бойцу, чтобы проверить, не осталось ли у того патронов и чего-нибудь поесть. Не дополз. Получил в голову разрывную пулю. Она попала в лоб и вышла через затылок, но солдат еще дышал. Его волоком оттащили обратно за насыпь и даже доставили в санчасть. У этого парня оказалось крепкое сердце – оно работало несколько часов. Потом он умер, не приходя в сознание.
В этой короткой безрезультатной и безнадежной атаке Никонов потерял людей и израсходовал почти все патроны. Штыков было мало. Поэтому сели опять в оборону. Иногда подкарауливали и убивали из винтовок потерявших осторожность немцев, после чего сразу же открывался сильный ответный огонь. Пополнение поступало крайне редко (после того как 2-я ударная армия прошла Мясной Бор, немцы закрыли место прорыва).
Против наших на этом участке действовали, как вспоминал Иван Дмитриевич, части войск СС. У нас оборона строилась еще по старому уставу – узловая, а не фронтовая. Немцы это вскоре разведали и пошли в наступление с фланга. Они выбили наших минометчиков и заняли их позицию. Для группы Никонова сложилось трудное положение. Дорожка от КП к его землянке шла как раз через занятую немцами позицию минометчиков, вдоль переднего края, через отверстие землянки, поскольку дежурить на точки уходили именно оттуда. В одну из ночей, когда смена, набившаяся в землянку, спала, дежурный, сидевший под плащ-палаткой, задремал и согнулся. Плащ-палатка полностью накрыла отверстие. В это время два немца шли со своих позиций по дорожке на отбитые у минометчиков позиции. Первый прошел, перешагнул, а второй ногой угодил в отверстие, прямо на спящего дежурного наступил. Непонятно было, почему же немец не бросил гранату или не дал очередь из автомата. Наверное, сам не понял, что произошло. После этого случая к дежурству стали относиться более ответственно. Вскоре, после короткой перестрелки, Никонову с бойцами удалось прогнать немцев с позиции минометчиков. На позиции они нашли катушки с телефонным кабелем и норы, выкопанные в земле, с оставленным отверстием-лазом. В них фрицы отогревались.
От голода люди стали пухнуть. Особенно тяжело его переносили вновь прибывшие бойцы из пополнения. «Старички» научили их есть все органическое, что попадало в руки. Один из бойцов нашел замерзший вырезанный у давно уже съеденной лошади задний проход и съел его. После этого бойцы стали есть все, что случайно находили. Немцы, зная, в каком положении находятся наши бойцы, вывешивали на проволоку буханки хлеба и кричали: «Рус, переходи, хлеб есть». То же самое немцы транслировали по громкоговорителям. Но никто из бойцов-сибиряков на эту провокацию не поддался, хотя, как вспоминали выжившие ветераны других частей, были случаи переходов, в частности украинцев из западных областей и других. Но это происходило далеко не в массовом порядке.
К середине февраля наступление уже прекратилось, войска выдохлись. Попытки расширить плацдарм закончились. Во многих дивизиях был заменен командно-политический состав. Но это ни к чему не привело. У немцев тоже не хватало сил наступать. Велась пассивная позиционная война, до тех пор пока немцы не перебросили и не ввели в бой новые дивизии, которые непрерывно атаковали, пытаясь закупорить горловину у Мясного Бора. 19 марта им это удалось. Сосредоточив на флангах 2-й ударной армии свежие соединения, немцы отрезали армию от остальных сил Волховского фронта.
«Примерно в середине марта 1942 года прибыл в 382-ю стрелковую дивизию представитель Ставки главного командования, – вспоминал Иван Дмитриевич (фамилию его он не запомнил). – Собрал на командном пункте несколько оставшихся в живых офицеров. Сообщил обстановку на фронте и в стране. Рассказал, что обстановка на других фронтах тоже тяжелая. Поэтому необходимо стоять здесь насмерть. Потом спросил, кто желает умереть коммунистом.» В плен Никонов живым сдаваться не собирался, считал его изменой. Всю войну носил один патрон для себя. Сам вступил в комсомол в январе 1931 года. Отец в германскую войну за боевые подвиги заслужил полного Георгия (четыре креста: один золотой и три серебряных). После – Красная армия. Красный командир. Стыдно и непростительно было бы его порочить. Никонов написал заявление в партию и был принят.
27 марта наши войска прорвали отсечной фронт немцев. В бой были брошены все резервы. Утром 24 марта по немецким позициям огневые удары наносили несколько артполков и дивизионов реактивной артиллерии (катюш). На штурм немецких позиций шли стрелковые соединения. Артиллерия выкатывалась на прямую наводку. «Борьба за горловину шла не на жизнь, а на смерть, – вспоминал командир 376-й стрелковой дивизии генерал Г. Писарев. – Болота, вода, холод, непрерывные налеты пикирующих бомбардировщиков и шквалы пулеметного и артиллерийского огня по скучившейся, как на пятачке, ничем не прикрытой с воздуха группировке; всюду масса незахороненных трупов, своих и противников». Бои длились почти 10 дней. Прорыв был осуществлен ценой больших потерь. По отвоеванному коридору была протянута узкоколейка, которая, конечно, была не способна обеспечить потребности многотысячной группировки. Из-за узости коридора две нитки узкоколейки буквально прошивались пулеметно-артиллерийским огнем. Тем не менее по ней удалось вывезти около 8 тыс. раненых.