Повести о войне и блокаде

Смирнов-Охтин Игорь

После того как в последних числах марта – первых числах апреля нашим войскам удалось на несколько дней осуществить прорыв в Мясном Бору, в роту пришло пополнение, в том числе офицеры: лейтенанты Тхостов, Голынский и политрук Коротеев. Никонов и его подчиненные приступили к выполнению своих прямых обязанностей – обеспечению командования связью. Если раньше она была от КП до землянки, то теперь полученным кабелем провели связь до пехоты – до КНП командиров батальонов. На некоторое время улучшилось питание, стали давать небольшую пайку сухарей. Это продолжалось недолго. Немецкая авиация уничтожила эту дорогу жизни, или чертов мост (кто как ее называл). А вместе с ее ликвидацией в котле без вести пропавшими остались тысячи раненых и медперсонал. К этому времени в полках оставалось не более чем по полусотне солдат и офицеров. Да и каких – обессиленных от голода и болезней, почти безоружных. Командованию фронта было абсолютно понятно, что именно сейчас, пока еще возможно, нужно спасать остатки армии. Для решения этого вопроса, от которого зависела жизнь оставшихся людей, командующий фронтом генерал Мерецков вылетел в Москву. Он доложил Верховному о том, что 2-я ударная армия более небоеспособна,

что она «…совершенно выдохлась и в имеющемся составе не может ни наступать, ни обороняться…», что катастрофа неминуема, если ничего не предпринять. Ответ Сталина был следующим: «За судьбу армии можете не беспокоиться». А вскоре, 21 апреля, Ставка Верховного Главнокомандования приняла решение расформировать Волховский фронт. Его войска стали составлять Волховскую группу Ленинградского фронта. Командующим фронтом и этой группой был назначен генерал-лейтенант М.С. Хозин, командующим Ленинградской группой войск фронта – генерал-лейтенант артиллерии Л.А. Говоров. Такое решение Ставки еще более усугубило без того тяжелое положение гибнущей армии.

…В это же время пришел приказ из вышестоящего штаба отчитаться за вверенную технику и вооружение. В штабе полка был составлен акт, в котором все потери списывались на бомбежку. Никонову и одному из его бойцов было предложено его подписать. Свои подписи командир полка майор Красуляк и начштаба капитан Стерлин почему-то не поставили. Боец подписал, а Никонов наотрез отказался. Начштаба очень разозлился, выхватил пистолет, закричал, что застрелит. Вмешался комиссар Ковзун. Подошел командир полка, посмотрел в упор и спросил: «Никонов, почему ты остался жив?» – «Сам удивляюсь, – ответил Никонов, – рядом убивало товарищей, самого контузило под Спасской Полистью». Одно преимущество у Никонова все же было. До войны он работал на севере, в Березово, в 50-55-градусные морозы. Ездил на оленях в дальние командировки, ночевал в тундре на снегу. Поэтому легче акклиматизировался и переносил мороз… Утром Никонова в сопровождении двух автоматчиков направили в штаб дивизии, где с ним беседовал начальник политотдела Емельянов. Емельянов Никонову понравился – он рассказал ему, почему отказался подписывать акты. Сказал, что хочет умереть честно. Ведь после подписания акта может быть проверка, а в акте все свалено на бомбежку, даже те вещи, которые фронта не видели. На списанных погибших придут сообщения, что они живы. Выявится вранье. Подписавших отдадут под суд трибунала и расстреляют. Зачем такой позор? Никонов сказал, что предлагал в акте написать все как есть, т.е. что часть техники передали другим частям, часть оставили и закопали из-за отсутствия транспорта. Никонова отослали из землянки, но он слышал, как внутри обсуждают его поступок. Одни его поддерживали, другие были не согласны. Никонова отправили обратно в полк. В полку создали другую комиссию, в которую вошли начальник санчасти Сидоркин, Никонов и другие. Составили акт в другом стиле. Исключили из списков 200 с небольшим убитых, прошедших через санчасть. Списали технику и людской состав полка в количестве 12 тыс. 500 человек без вести пропавших…

23 апреля Волховский фронт был упразднен, а через неделю наступление закончилось официально и началась вынужденная оборона на рубеже Кривино – Ручьи – Червинская Лука – Красная Горка – Еглино – озеро Черное. Сюда немцы подтянули свежие шесть дивизий и одну бригаду из Европы.

Командование армией принял генерал-лейтенант А.А. Власов. Он прибыл на Волховский фронт незадолго до этого на должность заместителя командующего фронтом. Но в связи с тяжелой болезнью командарма Клыкова и расформированием фронта был назначен Ставкой командовать 2-й ударной армией. Власова считали специалистом по выходу из окружения. Благодаря его короткому командованию армией с апреля по июль, когда он сдался в плен, всех, кто воевал под его началом, стали незаслуженно называть власовцами. От этого позорного клейма армия не очистилась полностью и по сей день, несмотря на то что совершенно этого не заслуживает. К моменту принятия Власовым 2-й ударной армии она уже практически утратила управление и боеспособность. Ее судьба была предрешена и без Власова, хотя кольцо и замкнулось через неделю после того, как он принял армию. Власов был, конечно, сволочью, но не главным виновником той трагедии. Его предательство – это совсем другая история, не связанная с судьбой этой армии. Тем более что и в плен он сдался тогда, когда с армией было покончено, – 12 июля.

Весна полностью вступила в свои права. Стало тепло, но все еще продолжали носить теплую зимнюю одежду. Появились вши. Они расплодились моментально в несметных количествах. У пришедшего зимой пополнения были тулупы, белые и черные, – они вмиг стали одного цвета, серого, от оккупировавших их миллиардов вшей и гнид. Люди не мылись – кто полгода, кто больше. Спать стало просто невозможно. Бойцы стали сбрасывать с себя одежду и надевать кто что мог.

Вновь поступил приказ сменить позиции. Новым участком оказались позиции отошедшего в тыл Гусевского 13-го кавалерийского корпуса под станцией Глубочка. Вся 2-я ударная армия занимала по фронту уже не больше 150 км. В окружении людей заметно поубавилось. От позиций полка до позиций ближайших соседей по прямой было чуть больше 4 км. Для связи к ним периодически отправляли связистов. В полку осталось несколько десятков человек. Пополнение поступало понемногу из расформированных тыловых частей, находящихся здесь же, в котле.

Командование стремилось показывать, что армия еще сильна, поэтому периодически проводились наступательные бои, несмотря на отсутствие артиллерии и на то, что патроны выдавались поштучно. Оставленное гусевцами единственное орудие было без снарядов и потому совершенно бесполезно. А еще кавалеристы оставили двух лошадей, которые не могли идти. Их сразу же съели. Потом собрали потроха, ноги, кожу, кости и все это тоже съели. Сухарей иногда выдавали по несколько граммов, которые делились поровну очень скрупулезно.

Новая позиция находилась в болоте. У пехотинцев лопаток не было, да и яму в болоте не выкопаешь: вода. Из мха, прошлогодних листьев и

сучьев делали бруствер и лежали. Если немец замечал место лежки, то сразу же брал на мушку. Высунешься – умрешь. Еды опять не стало. Даже зелени никакой вокруг. Ели то, что рукой вокруг окопа можно было достать. Появились случаи самоуничтожения. Это были не те самострелы, что имели место зимой, когда некоторые из бойцов преднамеренно наносили себе ранения, чтобы покинуть котел. Тогда уличенных в членовредительстве просто расстреливали без всяких проволочек. Теперь в полку несколько бойцов и два командира убили себя сами. Комиссар Ковзун собрал всех, кто смог прийти. Говорил, что это ЧП, что это недопустимо, что нужно провести работу с людьми. Все молчали. Только Никонов задал вопрос, который остался без ответа: «Если с голода обессилел и не можешь даже повернуться, то что делать? Не сдаваться же немцам?» Стали пустеть боевые точки и треугольники. Личный состав убывал, подкрепления не было. Никонов попеременно с командиром взвода из его роты лейтенантом Голынским брал по паре бойцов, ходил вдоль позиций с ручным пулеметом и стрелял короткими очередями понемногу из разных мест, создавая видимость обороны и какой-то активности. На самом деле оборона была пуста. На сто метров приходилось уже менее одного солдата. Немцы это скоро тоже поняли. Они получили большое пополнение и перешли в наступление. Ударили в правый фланг обороны полка. На том участке находился только один боец Гончарук. Он успел передать по телефону: «Немцы! Отстреливаюсь!» В трубке была слышна стрельба. Потом Гончарук крикнул в трубку: «Погибаю!» – и все. Никонова вызвал комполка Красуляк и поставил задачу: собрать своих бойцов, забрать из санчасти всех, кто может ходить, и выдвигаться на край болота, где принял свой последний бой Гончарук. Он сообщил, что туда уже ушла дивизионная разведка и действовать нужно вместе с ней. Никонов взял с собой недавно прибывшего лейтенанта Киселя, своих бойцов Шишкина, Тарасова и четверых больных и раненых бойцов из санчасти, без оружия и патронов.

Передний край был занят немцами, и оружие взять было негде. Это был далеко не первый случай, когда бойцы шли в атаку без оружия, вместе со всеми останавливая натиск врагов, лишь собственной грудью защищая родину. Выдвигаясь в указанном направлении по лежням через болото, увидели идущего навстречу бойца Петрякова, которого вместе с Самариным Никонов отправлял на помощь Гончаруку. Петряков стал уговаривать, чтобы не ходили туда. Там много немцев, и они хорошо вооружены. Он доложил о том, что Самарина схватили, а сам Петряков сумел вырваться, правда без оружия.

Группа вышла в то место, где должна была быть дивизионная разведка, но ее там не оказалось. У Никонова была телефонная трубка ТАТ – он подсоединился к линии и доложил обо всем командиру полка. Затем начал рассредоточивать бойцов. Безоружных бойцов посадил под ель: что с них толку? Сам нашел кем-то брошенный автомат – большую редкость по тем временам. В диске были еще патроны. Вскоре появилась группа немцев. Они шли небольшой колонной, несли на себе пулемет, миномет, коробки с боеприпасами. Не доходя до позиции Никонова метров пятнадцать, повернули влево. Никонов вскинул автомат и выпустил все патроны, что в нем были. Несколько фрицев упало. После этого бойцы побежали прятаться в болоте между кочек. Через болото прошла другая группа немцев, но, к счастью, мимо. Никонов начал собирать своих людей, но недосчитался лейтенанта Киселя. Никто его не видел. Недалеко от этого места в кустарнике услышали русскую речь. Там оказалось 17 отошедших с линии обороны бойцов-пехотинцев из их полка во главе с лейтенантом. У пехотинцев были патроны, которыми они поделились с группой Никонова. Вместе пришли на старые позиции. Немцы здесь уже понастроили шалашей, приготовились к ночлегу, но пустились в бегство после короткой атаки подразделения Никонова. Недалеко от шалашей бойцы обнаружили одежду Самарина, брошенную в кучку. Но самого Анатолия нашли поодаль. Он лежал на спине голый. Все тело и лицо были выжжены шомполами. Фашисты развлекались тем, что накаленные шомполы плашмя вжигали в тело Самарина так, что кожа у бойца была обуглена. Потом, чтобы добить, выстрелили в спину. Пуля прошила его насквозь и вышла через живот. Вокруг раны был кровяной кружок миллиметра в два. Самое страшное заключалось в том, что он был жив. Еле шевеля губами, Самарин сообщил, что немцев много и среди них есть и русские. Самарина считали хорошим солдатом. Сибиряк. До войны был золотоискателем, председателем артели. Никонов любил брать его с собой на всякие вылазки. Едва живого бойца понесли к своим на руках.

Недалеко от Самарина нашли и Гончарука. Он лежал в том месте, где принял свой последний бой. Вокруг него лежали семь немецких трупов – столько было у него патронов. Василия Ивановича Гончарука узнать было нельзя. Фашисты размозжили ему лицо. Его узнали по мощному туловищу и одежде. Постояли, помолчали над геройски погибшим другом. Именно в этот момент, как вспоминал Иван Дмитриевич, он и его бойцы по-настоящему осознали истинную, нечеловеческую сущность фашизма. Ни один зверь, наверное, не допустил бы того, что сделали фашисты. Это очень больно поразило всех и породило жгучую ненависть к врагу. В ходе этого рейда Никонов и его бойцы не ели, не пили и не спали. Подойдя напиться к ручью и увидев в нем лягушачью икру, бойцы вмиг ее съели. Потом поймали лягушку. Решено было сварить из нее суп. Правда, в этом супе плавала одна капелька жира. Суп разделили на пятерых…

На следующий день вызвал Никонова командир полка майор Красуляк и приказал собрать всех людей, которые находятся поблизости. На переднем крае было приказано оставить все как есть, и связь в том числе. Выкопали возле высокой ели большую яму и сложили туда все штабные документы, рацию, ПТР и другую технику. Все закопали. Появился лейтенант Кисель. Он плутал где-то в болоте, спал под валежиной. Приказано было выдвигаться к штабу дивизии. Штаб дивизии был атакован немцами. Никонову во главе группы из десяти человек, в которую вошли лейтенант Голынский и старшина Григорьев, бойцы Шишкин, Поспеловский, Тарасов и еще несколько человек, поставили задачу занять оборону перед фронтом наступающего противника. Было приказано: «Стоять насмерть, ни шагу назад, огонь до подхода немцев на близкое расстояние не открывать».