Повести об удачах великих неудачников
Шрифт:
Под словами «для всякого желудка», по мысли дядюшки Юннэ, следовало понимать доброкачественность и деликатность кухни, способной служить даже обладателям долголетнего катара.
Оживление на бульварах только еще начиналось, и гарсон щурился на последние косые лучи июльского солнца; руки его были сложены на груди, и через них свисала салфетка.
Никто из прежних знакомых не узнал бы в этом худом лакее Жана Ленуара. От прежнего провинциального
Этих двух лет оказалось достаточно и для того, чтобы вытравить из головы молодого люксембуржца мечты о Политехнической школе. Двери почтенного заведения были наглухо закрыты для тех, кто стучался в них, не имея денег и протекции. А расчет Жана на средства и расположение парижского дядюшки оказался неосновательным.
Страна переживала эпоху расцвета июльской монархии, царства финансовой аристократии, возглавляемой первым акционером и директором анонимной промышленной компании «Франция» — его величеством королем Людовиком-Филиппом. Бурный рост промышленности, усиленное строительство путей сообщения, и в первую очередь железных дорог, — все это требовало от занятого своей карьерой инженера Морелля, парижского дядюшки Жана, напряжения всех сил. До племянника ли ему было?
Лозунг Гизо «обогащайтесь, трудясь» Морелль понимал так же, как понимали его все финансисты, как понимали банкиры, то есть вся буржуазия: «обогащайтесь» — это относится к одной части Франции, именно к ним; «трудитесь» — это предназначено другим французам, тем, кто не вошел в избирательные списки, городскому пролетариату и крестьянам.
И дядя Ленуара спешил обогащаться. Выслав своему юному провинциальному родственнику два пятифранковика, он велел лакею передать, что благодарит за внимание, но просит больше не справляться о его здоровье…
Месяц прошатался Жан по парижским улицам. Познав лишения безработного чудака, он ухватился за первое, что подвернулось, и вот уже скоро два года, как выполнял обязанности гарсона в ресторане метра Юннэ.
В «Холостом парижанине» были две комнаты, предназначенные для постоянных клиентов. Первую, просторную, отвели многочисленным приверженцам «партии движения». Мелкие буржуа делились здесь своими сомнениями к планами разрушения ростовщической блокады финансовой аристократии и промышленных феодалов. Задняя, маленькая, комната служила пристанищем для сторонников многочисленных утопических теорий. Здесь происходили дебаты, расцветавшие махровым цветом красноречия, столь же блистательного, сколь и бесплодного.
Изредка, неизвестно каким ветром занесенный, сюда влетал взъерошенный член «Общества семейств» или «Времен года». Перехватив чашку бульона, он успевал взбудоражить население обеих половин.
Здесь не очень-то жаловали живых республиканцев, хотящее клиенты считали себя приверженцами идей свободы в той мере, какая вообще допустима для француза.
Никому из посетителей не приходило в голову объявить, по примеру Бланки, войну «всем капиталистам, банкирам, монополистам — всем грабителям, жиреющим за счет народа». Каждый из них втайне рассчитывал рано или поздно сделаться если не настоящим капиталистом, то по крайней мере хоть монополистом своей улицы. Нет, Бланки здесь решительно не был популярен!
У дядюшки Юннэ так повелось с самого начала, что на половине «партии движения» собирались по преимуществу торговцы промышленным сырьем и владельцы мелких мастерских —
Это был класс, воевавший на два фронта.
Расхаживая между столиками, гарсон слушал разговоры посетителей. Заинтересованный их спорами, он стал просматривать газеты и вскоре уже настолько разбирался в окружающем, что готов был сам принимать участие в дебатах.
Посетители «Холостого парижанина» перестали казаться ему безликими. Интересы одних были теперь понятны ему, как будто близки; к другим он относился как к воображаемым врагам. Склонный к идеализации всего, что было связано с техникой, он симпатизировал фабрикантам, боровшимся за эмансипацию своего станка от банкиров. Он хорошо понимал, почему среди посетителей большой комнаты такой восторг вызывает формула, высказанная одним из завсегдатаев задней каморки: «Коммерсант — природный враг фабриканта; коммерсант пускает в ход все средства для того, чтобы его ограбить. Коммерсант — это тот же корсар, живущий за счет фабрикантов-производителей».
Иногда, правда, Жану казалось, что восторгавшиеся подобными формулами фабриканты — это все же не те люди, которым должны принадлежать его симпатии. Ведь он бедняк! Он более нищ, чем любой чернорабочий. Он униженнее самого маленького подмастерья на фабрике. Нет, право, нужно бы побывать там, в предместьях, о которых здесь так много говорят. Вероятно, в этих предместьях он увидит тех, с кем ему действительно по пути.
Однако подобные сомнения вскоре оставляли Жана. Ведь он был глубоко уверен, что его нынешнее положение — только случай, только временный, короткий этап. А удел его совсем иной. И ничего не значит, что ему не удалось пройти через Политехническую школу. Ничего! Он и без нее найдет свою дорогу!
Среди посетителей были у Жана и друзья: владелец эмалировочной мастерской Бланшар, механик Ипполит Маринони и часовщик Курдезье.
Рюмка вина и сигара, предложенные гарсону, служили обычным знаком симпатии к нему почтенных буржуа. И по воскресеньям этих сигар скоплялось у Жана столько, что хоть торгуй.
Из разговоров фабрикантов Жан как нельзя лучше уяснил, что этот общественный класс нуждается в инженерах, нуждается в людях, могущих дать мелкому производству станки и машины. Развитие мелкой промышленности упирается в невозможность для каждого из этих Бланшаров и Маринони иметь свои небольшие двигатели — двигатели, которые можно было бы ставить в любом месте города, в любом доме. Фабрикантам нужны были машины, не нуждающиеся в большом обслуживающем персонале и специальных зданиях для установки.
Молодой Ленуар понимал, что, будь он инженером, он стал бы желанным гостем в кругу этих людей, и всякий раз ощущал горечь, когда вместо машины от него требовали порцию креветок. Строй он для них машины, фабриканты выказывали бы ему свое расположение не рюмкой вина и не сигарой. О, тогда он показал бы им, чего стоит Жан Ленуар!
Впрочем, и из этих скупых знаков дружеского расположения клиентов Жан научился извлекать некоторую пользу. Отказавшись от удовольствия выкурить сигару, он стал копить их и, собрав дюжину-другую, отправлялся на набережную Малакэ, где в тротуар словно вросли выцветшие грибы зонтов букинистов.