Повести об удачах великих неудачников
Шрифт:
Распространение станков в ткацкой промышленности было огромно. Сотни новых предприятий с тысячами веретен возникали в разных городах. Крупные промышленники и работавшие с ними об руку банкиры зарабатывали груды золота на труде привлекаемых к обслуживанию машин женщин и детей. А мужчины тысячами выбрасывались на улицу.
Наряду с этим число приходящих в город обезземеленных крестьян становилось все больше. Население промышленных городов за десять лет выросло на двадцать процентов. Крестьянин, задавленный налогами и ограбленный крупными землевладельцами, убегал из деревни и здесь, в городе, становился в ряды огромной армии безработных.
Мужская рабочая сила становилась все менее нужной. Пар заменил уже более миллиона человек. Полтораста тысяч безработных бродило по улицам одного только Парижа.
Небольшая кучка промышленных магнатов диктовала свои условия мелким производителям и фабрикантам и стоящей за их спиной армии рабочих. Заработок снижался, трудовой день неизменно удлинялся. Призывы газеты «Реформа» к необходимости вмешательства правительства в отношения промышленников: монополиста и фабриканта, с одной стороны, и рабочего — с другой, оставались безрезультатными.
Строились и украшались отели, вымирали предместья. Одни слои обогащались, другие трудились или погибали в поисках труда. Лозунг «Обогащайтесь!» действовал вовсю.
Жан снова попробовал организовать артель, но на нее не дали разрешения. Тогда он сделал попытку работать один. С молотком и клещами он ходил по домам и предлагал чинить экипажи, посуду, газовую аппаратуру — все, что угодно. Но перед ним закрывали двери. Никто не хотел пускать к себе оборванного, бледного человека с лихорадочно блестящими глазами. А он все бродил и бродил по темным переулкам окраин, среди высоких серых домов, где, как в каторжных тюрьмах, томились голодные, полураздетые, истощенные непосильным трудом представители четвертого сословия — «нелегальной Франции».
4
Как ни избегал Ленуар посещения центрального Парижа, все же однажды вечером он очутился перед знакомой вывеской: голубой огурец и красный омар. Жан и сам не мог вспомнить, как попал сюда. Он шел, как лунатик, влекомый старой привычкой, — шел туда, где люди ели. Он так давно не ел! Втянув носом запахи, вырывающиеся из кухмистерской, Жан уже не нашел в себе силы отойти. Он заглянул в окно. За столиками, как и два года назад, когда он подавал здесь последний литр вина, сидели фабриканты. За стойкой в глубине зала расхаживал дядюшка Юннэ.
Жан окинул взглядом зал. Далеко не все, кого он видел за столиками, были ему знакомы. Но вот и отвратительная красная рожа папаши Бланшара — он стал еще толще. Видимо, дела с украденной эмалью идут неплохо. А вот и тощий часовщик Курдезье — обладатель самых длинных и крепких сигар, особенно ценившихся когда-то букинистами с набережной Малакэ.
Машинально Ленуар спустился по ступеням ресторана. При виде оборванца хозяин решительно двинулся из-за стойки:
— Эй, ты там, отчаливай-ка подобру-поздорову!
Попятившись, Ленуар натолкнулся на спускающегося в ресторан нового посетителя.
Человек этот грубо схватил его за локоть:
— Ты что потерял здесь, молодец?
При звуке этого голоса с сильным итальянским акцентом Ленуар радостно воскликнул:
— Господин Маринони!
— Он самый. А давно ли мы с тобой знакомы? Э, да уж не наш ли это гарсон Жан! Те-те-те, в каком ты виде, дружок!..
Он ввел Ленуара в ресторан.
— Метр Бланшар! — закричал Маринони через весь зал. — Сдается мне, что этот малый пришел сюда поужинать в счет маленького долга, который не успел с вас получить. А?..
Шутка понравилась собравшимся. Ленуар оказался за столиком. Он ожидал, что его сейчас накормят ужином. Но вместо этого ему преподнесли «воспитательную» беседу.
— Я вижу, что почтенные коллеги хотят накормить соловья баснями, — сказал Маринони. — Эй, гарсон! Два жиго. Я всегда говорил, что французы — самые отвратительные скупердяи, каких мне приходилось встречать. А уж, слава богу, я имел что посмотреть на своей родине. Так-то, молодой человек. Рассказывай, как дела…
Но Ленуару было не до рассказов. От непривычного ужина им овладела непреодолимая сонливость. Маринони пришлось его потрясти, чтобы не дать заснуть тут же за столом. Он увел бывшего гарсона к себе. На другое утро они сговорились: Жан может прийти на работу. Правда, итальянец не может предложить ему твердой поденной платы — заработок составит десятую долю стоимости выполненных Жаном работ. Но при старании подмастерья и при удаче хозяина на это можно будет кормиться.
Ипполит Маринони преуспевал. Он поймал удачу за хвост. Его механическое и литейное заведение, по существу, превратилось теперь в гальванопластическую мастерскую. И дыхание надвигающегося кризиса даже не коснулось ее.
Секрет этого успеха был прост. Только верхушка финансово-промышленного мира богатела по-настоящему. А мелкая рыбешка, не имевшая возможности посылать своих представителей в палату, подбирала остатки. Именно поэтому богатства, на которые можно было приобретать настоящие ценности, сосредоточивались в руках немногих. Изделия из благородных металлов были доступны очень ограниченному кругу потребителей. А покупатели средней руки стремились приобрести что-нибудь столь же блестящее и изящное, как богачи, однако с тем, чтобы это стоило в десять раз дешевле. Вот почему гальванопластика нашла себе широкое применение в производстве предметов роскоши и искусства. Все, чем можно было украсить жилище или платье, — все, от скульптурной фигурки до пуговицы, — надо было покрыть тонким слоем золота, серебра или хотя бы никеля. Не выставлять же напоказ неблагородный, грубый металл!
И Маринони, вовремя затеявший свое производство, преуспевал. Гальванические ванны в его заведении работали без перерыва.
Очень скоро Ленуар был переведен хозяином на твердое поденное вознаграждение. Сметливость и изобретательность подмастерья позволили ему и здесь ввести в процесс некоторые усовершенствования. Хозяину они были, конечно, выгодны, и он всячески поощрял Ленуара — то называл его «мастером», то, отправляясь в «Холостой парижанин», прихватывал Жана с собою и угощал стаканом вина.