Повести об удачах великих неудачников
Шрифт:
— Потерпите, Маринони, — спокойно возразил Ленуар. — Король сменит министров. Все придет в порядок. Не стоит нам с вами путаться в это дело.
Но Маринони потряс сухоньким кулаком:
— Ну нет, не так-то просто! Когда у Маринони зачесались руки…
— У нас есть более насущные дела, чем участие в бунтах парижских рабочих, — пренебрежительно бросил Ленуар.
Маринони остановился против компаньона:
— По-вашему, может быть что-нибудь более насущное, чем борьба за право на работу? Хорошая драка нужна нам так же, как рабочим. На этот раз наши интересы сходятся.
— Деритесь, метр, если вам так уж хочется быть побитым, а мне некогда.
— Я-то знаю! Надо столкнуть к черту это дурацкое правительство. С такими министрами мы никогда не будем иметь работы для своих подмастерьев.
— Смотрите, не просчитайтесь, метр…
Друзья расстались, едва не поссорившись.
На другой день, 22 февраля, Ленуар с трудом добрался до мастерской. Улицы были необычайно оживлены. Около ораторов собирались группы, возникали стихийные митинги. Поводом к волнениям явилось на первый взгляд незначительное событие: правительство запретило очередной банкет в XII округе. Ремесленники и лавочники — весь мещанский Париж — были на улице. Сами того не сознавая, мелкие парижские буржуа двигались к предместьям, ища там сочувствия и поддержки.
Пролетарские районы не заставили себя уговаривать. Они давно уже находились в таком состоянии, что требовалась только спичка — и пожар был обеспечен.
К середине дня по улицам двинулись демонстрации.
— Долой Гизо! Долой министров-грабителей!
Подхваченный предместьями лозунг вырос в мощный, боевой клич:
— Да здравствует Гора!
— Да здравствует республика!
Ленуар в волнении расхаживал по двору опустевшей мастерской. Рокот перекатывающегося по улицам человеческого моря пока еще слабо доносился до ля Рокетт. Но Ленуару уже было не по себе. Он с беспокойством прислушивался к отдаленному голосу восставшего Парижа. Не переживший ни одной революции, Ленуар боялся самого этого слова. Он достаточно слышал от старых парижан, чтобы, как казалось ему, ясно представить себе ближайшие результаты победы Горы и идущих за нею двухсот тысяч парижских пролетариев. Жан не знал, что не Гора ведет за собой рабочих Парижа. Застряв за кулисами революции, она так и не осмелилась выйти на сцену. А если бы и узнал он о том, что двести тысяч парижских рабочих, лишенных какого бы то ни было руководства, самостоятельно повели наступление на монархию, — страх его только перешел бы в панический ужас. Забыв о годах голодовки и безработицы, проведенных среди рабочих и вместе с ними, Жан, сам того не заметив, стал бояться и ненавидеть тех, кто приходил к нему, чтобы зарабатывать несколько су в день. Ему казалось, что он читает их мысли и что это сродни тому, что приходилось ему слышать в тюрьме от Даррака. И на рассудочную ненависть бесчисленных Дарраков Ленуар отвечал идущей от сердца злобой собственника — хотя только еще стремился стать собственником. Он не успел еще приобрести больших материальных ценностей, но психология стяжателя и скупца уже стала его психологией.
Теперь Ленуар чувствовал себя, как у кратера. Ничего еще не было видно, но из чрева Парижа, из этого вулкана страстей, доносился шум закипающей лавы восстания. Ленуару хотелось убежать домой.
Но на кого покинешь мастерскую?
Рабочие разошлись еще утром. Сторож исчез. Маринони, ушедший вместе с дочерью взглянуть на демонстрацию, не возвращался.
Между тем Жана снедало беспокойство за судьбу комнаты на улице Гравилье. Ведь там остались все материалы и наброски, все потенциальное благополучие, воплощенное в проекте новой машины. И,
Холод февральского вечера давал себя знать. Осмотрев замки на воротах, Ленуар пошел в контору и растопил печурку. Зажечь лампу он не решился, чтобы не привлекать внимания с улицы.
Пригревшись у печки, он размечтался, как вдруг раздался ожесточенный стук в ворота. Ленуар испуганно вскочил. Бросился было к двери, но на пороге остановился в нерешительности, вытащил из кармана маленький пистолет и сунул его в кучу железного хлама.
Стук усилился. Барабанило несколько нетерпеливых кулаков. Слышались раздраженные возгласы и брань.
Открывать ли? Не лучше ли воспользоваться задней дверью конторы, выходящей на соседний двор?
Но среди голосов за воротами ему почудился голос Бианки.
— Мадемуазель Бианка? — крикнул он, не отпирая.
— Я, конечно, я! Мы уже думали, никого нет. Хотели ломать калитку.
Следом за Бианкой во двор ввалились несколько мужчин.
— Со мной друзья. Мы кое-что должны здесь взять…
Бианка зажгла фонарь и направилась в кладовую. Ленуар попытался преградить ей путь.
— Что вы намерены делать? — спросил он голосом, дрожащим от страха.
Но никто не обратил на него внимания.
Через минуту Бианка вернулась. Спутники ее остались в кладовой.
— У отца там оружие. Он вручает его революции.
— Революции?
— Вы ничего не знаете? Король отрекся! Назначили новых министров, но народ хочет и им дать отставку, пока они не успели еще стать правительством. Придется драться. Нужно оружие.
Бианка — и революция!
— Подумали ли вы о последствиях?
— Нужно не думать, а драться.
— Да знаете ли вы по крайней мере, за что деретесь?
— Мы с папой деремся за свободу Италии.
— Ах, опять Италия! — раздраженно сказал Ленуар.
Мысли прыгали у него в голове. Ясно было одно: события принимают крутой оборот. А раз так — ему здесь нечего делать. Если волна сражений докатится до ля Рокетт, фабрику не спасешь никакими запорами. Значит, нужно думать о чертежах. Что будет с ними?
— Свободен ли мост Арколь? — упавшим голосом спросил он.
— О, там жарко! — восторженно воскликнула Бианка. — Наши ведут настоящую осаду ратуши. Сейчас вы сами увидите. Эй, граждане, — крикнула она в темноту двора, — Дайте пистолет гражданину Ленуару!
— Нет, нет, мне не нужно оружия! — испуганно отмахнулся Ленуар.
Бианка с сожалением посмотрела на друга.
Предводительствуемый итальянкой, маленький отряд вышел на улицу.
Жан поплелся следом.
«Темнота. Никого. Узел борьбы не здесь».
Но по мере приближения к Сене становилось все оживленней. Скоро ряды людей, движущихся по мостовой, сделались сплошными. Ленуар с трудом поспевал за итальянкой в бурлящем месиве толпы. Но, как он ни старался держаться вблизи спутников, все же потерял их из виду.
Некоторое время он безвольно мотался вслед за людским потоком, не решаясь избрать направление. Не нужно было наводить справки, чтобы понять, что мост Арколь для него закрыт: в той стороне воздух то и дело взрывался от ружейных залпов.