Повести писателей Латвии
Шрифт:
— Как ты разговариваешь, сын!
— Нортопо просит прощения, — отозвалась тень.
— Один момент, Нортопо! — поспешно заметил Арнольд. — Сеансы вы передаете при помощи лазерного устройства?
— Нортопо подтверждает: на «Золотом облаке» действует усовершенствованная установка для усиления света с помощью стимулирующего излучения.
— Ваша установка чрезвычайно эффективна!
— Нортопо приятно слышать, что Земля подтверждает это.
— Арнольд, опять ты мелешь вздор!
— Дорогая, — прошептал Арнольд, — мне все равно, о чем говорить, лишь бы с ним говорить… Хочется хоть немного задержать Увиса.
— Тебе не удастся, видишь, свет меркнет, он растворяется в темноте… Увис, когда следующий сеанс?
— Он делает какие-то непонятные знаки! Звук совершенно пропал. Ты не дала мне вовремя спросить, когда следующий сеанс! Опять нам сидеть как на иголках!
— Ты уверен, что это был наш сын Увис?
— Арика, ты еще спрашиваешь!
— То, что мы видели… что видели, Арнольд… Я больше ни в чем не уверена!
— Да, мы разговаривали с Увисом, и мы видели нашего сына. Его можно было узнать хотя бы по очкам! Видимость была более чем хорошая.
— Арнольд, не верю я глазам своим, я больше ничему не верю! Не понимаю, как ты совершаешь эту мистификацию? Это ужасно!
— Отпусти мою руку, видишь, кровь…
— Прости, Арнольд, я не хотела сделать тебе больно. Пойди на кухню, там на полке зеленка…
— Перевяжу платком, Арика, так не хочется вставать, идти на кухню.
— Я помогу тебе, Арнольд…
— Как мы трогательно-предупредительны! После сеанса становится немного легче!
— Опять ты смеешься!
— Жаль, что Увис сейчас не видит нас.
— Арнольд, а ты уверен? У меня такое чувство, будто вся Рига заглядывает в наши окна, мы сидим тут как подопытные кролики, а они наблюдают за нами… Они-то знают, где находится Увис, но хотят услышать, что скажем мы.
— Не беспокойся, мы совершенно изолированы, к нам никто не может заглянуть, у нас даже электричество отключили! Я вижу лишь твой силуэт, все остальное во тьме, а ты, что видишь ты?
— Темнота меня успокаивает.
— А ты не боишься заснуть?
— Арнольд, ты говори, если мы все время будем разговаривать, мы как-нибудь продержимся, не уснем.
— Ты могла бы завести один из своих любимых реквиемов.
— Разве проигрыватель работает?
— Магнитофоны и проигрыватели работают и на батареях, они как будто не разрядились, я недавно проверял.
— Арнольд, найди пластинку Моцарта, а заодно и сигареты!
— Курить больше нечего.
— Умоляю тебя: хоть из помойного ведра выуди, разыщи какой-нибудь чинарик!
— Арика, возьми себя в руки, мы переворошили все пепельницы, по-моему, еще два дня назад, ты же держалась все время.
— Думаешь, уже прошло два дня? — тихо спросила Арика, склонив голову на спинку кресла.
— Может, и больше…
— Я даже в школу не звонила… удивляюсь, как это они не примчались.
— Кто «они»?
— Мой класс…
— Ты забываешь, Арика, на улице май, дети счастливы, что нет уроков, а ты ждешь, чтобы они тебя разыскивали.
— Сама не знаю… Раз столько времени прошло, они должны были прийти. Значит, не любят меня.
— У тебя начинаются заскоки престарелых учительниц — они, видите ли, должны были прийти… Да они и видеть тебя не желают, куда там еще приходить!
— Это ты напрасно, Арнольд! Когда-нибудь они поймут, вот увидишь… Они еще могут прийти…
— Да уж когда-нибудь поймут, сколько сил ты отдавала экскурсиям, сколько раз наведывалась к их родителям, сколько времени проводила в спортивных лагерях! Летом мы тебя почти и не видим.
— Не сердись, Арнольд, этим летом мы непременно куда-нибудь съездим, самой хочется, я уже предупредила мать и Лиесму…
— Когда начнется мой отпуск, тебе нужно будет в школе красить полы.
— Не придирайся, свой отпуск можешь передвинуть пораньше.
— Ты хотела послушать Моцарта.
— Да, Арнольд, сделай одолжение, но все же посмотри, может, найдется что закурить.
— После всего, что произошло, захочешь ли ты меня видеть? Мы рассуждаем так, будто Увис уже вернулся. Ни в какой отпуск я не поеду, буду сидеть и ждать следующего сеанса.
— Не можем же мы вечно сидеть, будь мужчиной, сделай что-нибудь! Спаси нашего сына!
— Судя по тому, что видели во время сеанса, ему ничто не угрожает.
— У тебя ледышка вместо сердца, Арнольд, вслушайся в эту музыку, может, она сумеет тебя отогреть!
Совершенно разбитые, усталые, сидели они в креслах с зеленой обивкой и слушали Моцарта. Теплая, трепетная музыка обнимала Арику, отгоняя усталость. Музыка убаюкивала ее, точно маленькую девочку. Веселые лужайки перемежались кромешной тьмой пещер, залитые солнцем луга в сверкании росных трав и глухие еловые боры, болотные топи, где увязают ноги и томится душа, — все это было в музыке.
— Несчастье двух людей всегда останется несчастьем только двух людей, мы должны думать об Увисе, — первым нарушил молчание Арнольд.
— Не увиливай, Арнольд! Что стало с твоими великими планами? Удивляюсь. Не могу понять, что с ними стало. Твоя бесцельная суета и меня делает соучастницей, жалкой соучастницей. Возможно, и Увис начал сознавать!
— В чем ты хочешь меня упрекнуть? В разговорах о мещанстве я не намерен участвовать, с этим обращайся к Лиесме, она может часами разглагольствовать о мещанах и геранях на подоконниках. Арика, я не боюсь быть мещанином, тебя, может, это пугает, а меня ничуть.