Повести писателей Латвии
Шрифт:
— Ну, тетя, за твое здоровье! — Мартынь склонился к ней, как бы собираясь поцеловать, но в последний момент уклонился.
— Будь здорова! — поднял свою рюмку Даумант и опорожнил ее одним духом.
— Счастья вам! — присоединилась Дагния.
Элга молча чокнулась с виновницей торжества.
— Кладите, милые, кладите на тарелки-то, — угощала Мирта. — Картошка остынет, и подлива холодная вкус потеряет.
— Если бы я знала, что тетя будет резать цыплят, привезла бы фольгу и восточные пряности. Цыплята, испеченные в фольге, — объедение, разворачиваешь — сочные, ароматные, — щебетала Дагния.
Соседка Элга повела головой, будто услышанное для нее вовсе не новость, а Мирта не удержалась.
— Это чего такое — фоль-га?
— Серебряная бумага, еще шоколад в нее завертывают, — пояснила Дагния.
— Нешто такой бумагой курицу обхватишь?
— Специально большие куски продают.
— По мне, так протуши ты курицу хорошенько, и — лучше бы надо, да некуда! — Мирта признавала только то, к чему привыкла.
Дагния не стала возражать. Глазами дала знак мужу, чтоб вновь наполнил рюмки. Сосед от вина отказался, показав пальцем на принесенную с собой бутылку водки, и, когда налили, выпил без дополнительного приглашения:
— Так и быть, на одной ноге долго не проскачешь!
— За счастье в личной жизни, как вы там, в открытке, написали!
Элге послышалась насмешка в голосе рижской гостьи. Чего это она? Даже на знатных юбилеях так говорят… Сколько раз по телевизору слышала!
— Спасибо вам, люди добрые и родственники дорогие! — Мирта высморкалась. Слезы у нее сперва скопились в солидных размеров носу, и уж потом промокли глаза. — Как бы я без вас, даже не знаю… Мартынь меня прокатил на славу, Даумант с Элгой помогли картошку убрать.
— Да чего там, соседка! — Даумант Веперис сделал жест рукой, как бы отводя похвалы.
— Выкопать да собрать-то я и сама бы сумела. Продержись погода, за неделю управилась бы. А вот мешки на телегу поднять, в яму засыпать — тут без помощника ну прямо хоть в поле урожай оставляй.
— А мне это что спичкой чиркнуть! Весной с посадкой подсобим, — пообещал Даумант. — Пригоню трактор, раз-два — готово. Элга с дочкой картошку в борозду покидают, Каспар и тот с десяток бросит. А ты будешь на краю поля стоять и любоваться.
— Каспар мал еще, — Мирта растянула в улыбке беззубый рот.
— Пусть привыкает. С весны уж пятый год пойдет.
— Крышу бы на доме обновить надо, — вставил Мартынь.
— Да стоит ли хлопотать-то. Сколько мне жить осталось… — Мирта вздохнула. — Разве что на хлеве да на каретном сарае. Лимузин целее будет. А мне ничего уж не надо.
— Не дело говорите, тетя, — пожурила Дагния. — Вы еще такая бодрая.
— Была, была. А в этом году, чую, уходит силушка. Не знаю, дождусь ли весны.
— Споемте-ка лучше, — предложила Элга. — Соседушка, какая тебе песня больше по сердцу?
— Спойте «Шумит зеленый лес», что ли. Старые песни я все люблю. Нонешние не признаю. Мотива в них нет, да еще как загрохочет посередке, будто сковородками дерутся. Голосов хороших не слышу. Певицы все хриплые какие-то, не то спились, не то от курева.
— А вот Нора Бумбиере и Лапченок мне нравятся… «Странное лето», «Зачем цветешь ты, яблоня лесная» и все такое… — вставила Элга.
— «Зачем цветешь ты, яблоня лесная…» — во всю силу завел Даумант.
Жена дернула его за рукав, шепотом напомнила, что другая песня была заказана. Муж замолчал мгновенно, как пластинка, с которой сняли иглу. «М-м-м», — помычал он в поисках верного тона и затянул «Шумит зеленый лес».
Даумант пел, вслушиваясь в собственный голос, вначале бархатно гудевший, затем перешедший на трагический стон, и вовсе не заботился о том, слышно ли других, да он и не замечал, подпевает кто или нет. Одолев последний вздох по ушедшей молодости, что «сердцу кажется лишь сном», он сам будто очнулся от сна и схватил рюмку, хотя для отчаяния оснований не было — его, Дауманта, молодость пока находилась тут, при нем, как бы раздумывая, уходить или годик-другой подождать.
Рюмка оказалась пустой. Даумант протянул руку к бутылке, только вдруг ладонь подпрыгнула кверху. Он поморщился: опять Элга! И когда она бросит дурную привычку на людях дергать мужа, как фанерного Ваньку за веревочку.
Рижский гость тем временем сделал то, что местному помешала сделать жена. Веперис тут же схватил рюмку — когда полная, Элга уж не дернет.
— Выпьем за новую крышу на хлеву! — выдал свой тост Мартынь. — Ты, тетя, обеспечь только дранку, весной покроем.
— Зачем дранку, лучше шипер! Сейчас все шипером кроют…
— Только шифером! — сосед поставил рюмку на стол, как бы припечатав сказанное. — Шифер легче достать — это во-первых. Покрыть дешевле обойдется — это во-вторых. В конце концов, оно так на так и выйдет, зато крыша, можно сказать, навек.
— Верно, верно! Если уж делать, то как следует, — поддержала Дагния.
— Дыры что побольше хорошо бы до осени заделать. Хучь на каретном сарае, чтоб на лимузин-то не текло.
— Что с ним станется, — махнул рукой Даумант. — Лучше о корове, соседушка, подумай.
— Сказал, да невпопад, — обиделась Мирта. — Корову я могу в другой угол завести, где сухо. Места хватает — одну-то хучь каждый день к разным стойлам привязывай. А лимузин небось не передвинешь.
— Конечно, конечно, — поспешила согласиться Дагния, поперхнулась непроглоченным куском, — кхе-кхе, — закашлялась она. К счастью, крошка из дыхательного горла попала куда следует, и женщина смогла договорить начатое: — Прямо завтра, Мартынь, залезь на крышу и поправь!
— Если б к двум не спешить на автобус…