Повести в стихах, Аникин Дмитрий Владимирович

Повести в стихах

5.00 + -

рейтинг книги

Шрифт:

Скучная история

Ах ты, горе-злосчастье, мне на долюох какое крученое досталось,да верчёное, сука, непростое!Ты в семи солях, горе, натиралось,ты в семи водах, горе, кипятилось,на семи ветрах, горе, продувалось.А и жить без тебя мне невозможно,а с тобою меня со свету гонят.

А мне, молодцу, на чужой сторонкепотихоньку жилось, не голодалось;при кладбище сторожка, подносилиради праздника, ради поминанья,«А подкрась где забор,

поправь маленько» —вот и выйдет доход уже не стыдный;кое-что я откладывал на книги.

Да, я с детства учен науке книжной,оттого и болит башка, кружится,оттого и глаза я измозолило листы – желтизну их, старость, ломкость.О божественном редко увлекался,а все больше стихи: Тредиаковский,Сумароков, Державин или дальше —Кантемир и силлабики древнее.

Вот так пропасть с людьми и начиналась.Им смешон я, а мне смерть с ними скучно —я всегда удивлялся, как попалимы в одни времена… и кто здесь лишний…Вероятно, они: вся их убогость!Кто бы мог в моем образе надменностьзаподозрить! А я надменный очень.Сколько яду под сердцем! Им, подспудным,и писал, меня не публиковали…Ненавидел страну, народ, эпоху!

Думы думал, мечтательно шаталсяпо кладбищу – а что, тут тоже люди.Я заглядывался на камни, даты,я себя представлял с такими вместев разговорах, в делах, в эпохах лучше,я прикидывал даты, чтоб побольшеих разлет. Я устроился работать:сторожить, выдавать метелки, грабли.Если жертвовать, то не интеллектом.

А церковным вином со мной делилсяПитирим-отец из ближайшей церкви —тоже червь наш, кладбищенский, приятельупокойников, в небесах радетельза их путь беспрепятственный к вершинам.Я еще ничего, а он запойный:что кагор ему? – Тлен! Он больше водку,мне пол-ящика: «На, брат, упивайся.А башка если утром как дом скорби,то так Бог по грехам твоим отмерил».О чем только с попом не говорили!

А что женщины? Мой немногий опытран особых на сердце не оставил.Так, чтоб только яснее представлялисьпо ночам мне видения такие,что уснувшую душу будоражат,те, что пачкают руку, сон и простынь,вдохновляют на лирику поэта, —а вещественность мало удавалась.

Я гулял по кладбищенским аллеям,о любви женской тихо сочиняя,и казалось, что мысль моя не толькоподбирает слова, на рифмы нижет,но покойниц немногих беспокоит —тех, кого б я любил, будь они живы.А сейчас что? Не те же ли чту чувствав глубине души? Может, только чище!

Девы, женщины, тут вы после смертитак лежмя и лежите, меня ждете;думы только о вас сейчас и ночью,вашу смерть я, ваш друг, благословляю:все другие, живые, за забором,мне чужды, им чудак не интересен,полоумный кладбищенский философ,а вы тут не измените-сбежите.

Сколько вас тут, красавиц, девиц, умниц,и с характером каждая особым!Уяснить чтоб, опору дать для мысли,я ищу по кладбищенским архивам,я приходские книги изучаю,я додумываю, где глухо, пусто,я о каждой всю жизнь подробно знаю,как никто вас не знал тогда… до смерти.

Фотографию каждую на камнетряпкой, ветошкой нежно протираю,имена дорогие повторяю.Спите, спите до радостного утра!Вот тогда мы пройдемся с вами вместедо ворот, чтоб наружу путь обратныйв мир живых, и оставите меня, и,погуляв день-другой, ко мне вернетесь,потому что любви нет выше, чище…

12. 1830–1851

Вот купчиха: щедра, чуть-чуть наивна,все об рае, об аде рассуждает,полтораста лет лежа между ними.Умерла от чего, ведь с молоком кровь?За наследство дядья ее убили —а мечтала о смелом, о богатом,а вот трусы и нищие пришли к нейна поминки, напились да подрались,одного дядьку насмерть и зашибли,два других по Владимирке, за брата.О тебе, бедной, суд даже не вспомнил.

13. 1914–1944

Вот замерзшая в холоде, в тревогеночи долгой, военной, не стерпеладо победы – а впрочем, таким бледнымчто такое победа? Все равно ведьгибнуть запросто: не в такой Россиижить в невинности этакой, терятьсяот тычков и от хохота народа;ну а тут холмик свой да крестик жалкий —хоть такой ответ хамской их эпохе.

14. 1989–2011

Вон недавняя жертва: собиралипо частям тело бито-перебитоу наездницы – всмятку с мотоциклана Кутузовском, ночью, спьяну, сдуру.Сколько зла в ней осталось, сколько резвойпрыти, жара – и всё в могилу клали!Оттого и цветы любые вянут,камень голый стоит – и треснул камень.Недожитая жизнь томит, тревожит.

Собеседницы вы мои, подруги,собутыльницы когда, если надо;малый круг разговоров повторяем,по тропинкам заметанным гуляем,то листву, а то снег мнем. Жалость вашавозвышает меня и охраняет,без нее что такого мне поделать?Только книги, но в них не вся ведь правда,и живое общенье нужно сердцу.

Скоро месяц ноябрь туч понагонит,да и так уже слякотно и труднотам, где камня нет, твердого асфальта,проходить – я по щиколотку вязну,и все реже у мертвых визитеры.Так и лучше: пусть меньше мне доходов,а важнее всего покой и воля.Пью чуть больше, погода позволяет.

Привезли под ворота, дверь открыливнедорожника черного, спихнулигруз вдвоем, матернулись (было слышно),дальше волоком – и стучат лопаты,и дыханье нечистое со свистомиз прокуренных легких вырывалось.Развернули куль, бухнулось на землютело женское. Головой о каменьи костями о землю – звук раздался.

Кто ты, бедная, что за преступленьесовершилось сегодня над тобою:месть? разбой? Вряд ли…Кто он, твой насильник?Он из этих ли двух? А может, оба.Похоть ты им внушала – отвращеньевызываешь теперь, все твое тело…Зарывают – торопятся, с оглядкой,а не как нужно с мертвой обращаться.Завтра пусть Питирим что пропоет тут,чтобы не как собаку – по-людски чтоб…

Ночью темной, осеннею чуть сам яэтим мрачным рабочим не попался,а то можно ведь прикопать обоих —уже мертвую и еще живого.Кто тут будет искать – труп среди трупов!

Слава богу, не хрустнул костью, веткой,не попался в луч фонаря ручного —на четвертой аллее завтра будупонятым, – закопали, вещи взяли,инструменты закинули в машину,зашуршали опавшею листвою.

1 2 3 4 5 6 7 8 9