Повести. Пьесы
Шрифт:
Вещи Татьянины он не трогал, как оставила, так и лежали, да и было их кошкины слезы, не успел жену одеть, как хотелось. Как-то наткнулся на торбочку, и сердце дрогнуло: как же она без сумки, ведь хоть что-то в дорогу все-таки надо. Батраков вспомнил про документы и выдвинул ящик, где они обычно лежали. Паспорта не увидел, зато трудовая лежала на месте, отнести ее в школу Татьяна так и не собралась. Под книжкой стопочкой лежали деньги, отложенные на телевизор. Уж деньги-то взять могла бы, мало ли что в дороге!
Усадьбу Батраков не забрасывал, что положено, хоть и вяловато, но делал — понимал, что,
Довольно скоро он почувствовал, что телу тоскливо без женщины. Но смотрел вокруг, и ни к какой притронуться не хотелось.
В колхоз пригнали два новых грузовика, один предложили Батракову. Он взял машину с радостью — засиделся на месте, закис, а тут работа разъездная. Проезжая райцентр, каждый раз заглядывал в ресторан на привокзальной площади, но Татьяны не было.
Как-то вечером подвез со станции девчонку — ее после училища распределили в колхоз фельдшером. Девчонка была молоденькая, но в себе уверенная, она везла здоровенный чемодан и узел с постелью, включая пуховую подушку.
— Не надорвалась таскать? — посочувствовал Батраков.
— Кому таскать всегда найдется, — нахально ответила она. Лет ей оказалось восемнадцать, зовут Лариской.
Контора уже закрылась, искать по поселку ночлег было хлопотно. Девчонка осталась до утра у него — и прижилась. Батраков поместил ее в комнатушку за печью, вечерами вместе пили чай, а потом расходились по своим углам.
На третий день Лариска похвалила хозяина, что не пристает, на пятый стала приставать сама, на десятый перетащила свою пуховую подушку к нему на постель и там же оставила, когда застилала на день.
Чтобы все было честно, он сразу же предупредил, что у него жена и дочка Аленка, он их любит и ничего менять не станет.
— Ну и правильно, — одобрила Лариска, — жена всегда жена. Вернется, глаза мне не выдерет?
— Она свой парень, — успокоил Батраков.
— Тогда нормально, — повеселела Лариска и стала вести хозяйство, бестолково, но решительно, всему быстро учась.
Если же соседки или мужики в гараже любопытствовали, совсем ли он разженился с Татьяной, искренне отвечал, что вовсе нет, ничего похожего, как была жена, так и есть, а девчонка просто стоит на квартире, надо же ей где-то жить.
Месяца через три Лариска забеременела и спросила, как быть. Батраков довольно равнодушно ответил, что можно и так, и так, хоть аборт, хоть рожать, он не против. Недельку подумав, Лариска решила рожать.
К этому времени она уже знала про него почти все, сочувствовала ему, и они как бы вместе ждали Татьяну, порознь понимая, что в реальности все кончилось, что она не вернется никогда.
К осени и зиме работы стало больше, его посылали и в район, в Симферополь, и в Керчь, даже в Запорожье гоняли. Иногда дорогой подсаживались женщины. Дальнобойщиц он узнавал довольно легко по мятой одежке и бесстрашным глазам. Благодарности за проезд никогда не требовал, но если выпадал случай, не отказывался. Им он тоже говорил, что есть жена, хорошая и любимая, и думал при этом не про Лариску, а про Татьяну.
Весной Лариска родила. За месяц перед этим они расписались. Но настоящей женой Батраков по-прежнему считал Татьяну и продолжал ее ждать. А Лариска знала это и не обижалась, потому что так выходило даже интересней, а практического урона не было никакого: ведь заботился Батраков о ней, ей давал деньги на сапоги и одежду, и спал с ней, и в жарком закутке за печкой мыл не Татьяну, а ее.
На роды приезжала теща и месяц у них жила — помогала. Батраков, погруженный в свое, разговаривал с ней мало, отвечал невпопад, забывал улыбаться, когда положено. Все же теще он понравился, она говорила Лариске, что зять хоть и глуповат, зато работящий и добрый, а это главное, от мужика ума не требуется, лишь бы зарабатывал да любил.
Ребенок получился мальчик. Лариска, не слишком веря в твердость их брака, уговорила назвать его тоже Станиславом: мол, разойдемся, хоть один Славка останется. Батраков не возражал. Славка так Славка. Он понимал, что этот крохотный слабый человечек — его сын, и его судьбу надо теперь постоянно держать в голове, но маленький Славка был Батракову ничуть не ближе, чем растущая под Брянском Аленка, чью судьбу тоже надо было постоянно держать в голове.
Когда Славке стало месяцев пять, он научился сидеть, но сам подниматься со спины еще не мог, требовалась помощь. Как-то Батраков выкатил коляску с мальцом во двор и посадил парня. Но потом, сам не понимая толком, зачем, вновь положил на спину. Пацаненок заблажил. Батраков сунул ему в ладошки по пальцу и потянул. Тот, уцепившись, сел. Батраков вновь положил его на спину и вновь протянул пальцы. Теперь мальчишка лишь неуверенно хныкнул. А на третий раз, заулыбавшись, сам потянулся к пальцам отца.
В этот день Батраков впервые до конца ощутил, что Славка его натуральный, доподлинный, любимый сын и что хоть настоящая его жена, конечно, Татьяна, но и Лариска тоже настоящая, и, если Татьяна вдруг вернется, он от нее, само собой, не откажется, но и Лариску не оставит. И ему стало холодно от ситуации, выход из которой найти было невозможно.
Зимой пришло письмо от матери, писанное не ее рукой. Мать сообщала, что у нее болезнь инсульт, лопнул сосуд в мозгу, отнялась правая половина, и теперь надо снова учиться ходить. Батраков выехал в ту же ночь. Мать лежала в палате на восемь коек, до туалета ползти и ползти, няньку не дозовешься, больные сами помогают друг другу, а то бы вовсе конец. Рот у матери скривило, она шлепала нижней губой, бормотала, косноязычила и злилась на себя за эту невнятицу. Она считала, что сосуд лопнул из-за соседок, довели гадины, и пророчила, что их тоже когда-нибудь прихватит.
— Когда отпустят-то? — спросил Батраков.
Впрочем, когда — это было не так важно. Важно было другое — надо переезжать. Мать и пыталась объяснить, что дедов дом лучше всего продать, а самим переехать сюда, чтобы дом, если что, достался не кому попало, а им с Татьяной.
— У меня теперь не Татьяна, а Лариса, — сказал Батраков. Он еще раньше понял, что никто чужой за матерью ходить не станет.
— Вот видишь, я же говорила! — торжествующе прошлепала нижней губой мать…
Через неделю, вновь заколотив дедов дом, Батраков с Лариской и маленьким Славкой в очередной раз перебрался в построенное отцом несчастливое обиталище. И с этого момента Татьяна окончательно ушла из его жизни. Пока жил в Крыму, надежда оставалась. Но сюда-то она точно не поедет…