Повести. Пьесы
Шрифт:
— Естественно.
— Как он там?
— Нормаль.
Интонация была безликая, но Алевтина вновь ощутила, как подрагивает тросик.
— Я ведь к чему? — объяснила она. — Тут вариант с кооперативом, причем довольно срочный. Ты скажи ему, пусть позвонит. Через год можно въехать, такое не валяется.
— Конечно, скажу, — вполне дружелюбно отозвалась Варька. После чего тем же тоном сообщила: — Кстати, мам, знаешь — я останусь с отцом.
— Как — с отцом? — глупо переспросила Алевтина.
— Ну, с отцом, — почти ласково повторила дочь.
— Так, — проговорила Алевтина, — так…
— Мама, — сказала Варька, — ты не обижайся, но так же лучше. Останусь с тобой — это будет твоя квартира. А там моя. Две бабы в одной норе…
— Но ведь там тоже, кажется, баба? — Еще театральные интриги приучили Алевтину владеть собой.
— Ой, да ну что ты! — успокоила Варька. — Гулька-то? Да она в него так влюблена, что и меня чуть не облизывает. Первая подруга! — и улыбнулась матери.
Ненавидит, поняла Алевтина, ненавидит.
А молоденькая сучка, которую она когда-то в муках родила на свет, продолжала отвратительно сладким голоском:
— Сапоги видала? Это же она! Искала, выбирала, отец только деньги дал…
Вот сейчас Алевтине по-настоящему захотелось ей врезать, не для чего-нибудь, просто врезать, и все. Но надо было держаться: она понимала, что ситуация не та, власть кончилась, и на сей раз получится не материнский урок, а злобная бабская драка.
— Ну что ж, — сказала она растерянно, — если после всего, что было, тебе важней сапоги…
— А что было-то? — удивилась Варька. — Что такое было-то?
— А, по-твоему, ничего не было?
Глаза у Варьки блеснули зеленым!
— Да нет, почему же, было, конечно. Так ведь и у тебя было. Нет, что ли? Ну чего ты, мать, в самом деле? Ведь все же так! Как ты, так и он.
— Я по крайней мере новую семью не заводила.
— А вот он завел!
Алевтина усмехнулась как можно презрительней:
— Ну, раз ты этому рада…
На что Варька выдала:
— По крайней мере лучше, чем иметь отца-дурака.
Тут Алевтина сдалась.
— Это жизнь, — сказала она по-старушечьи покорно, — жизнь такая. Вот проживешь свою — может, поймешь.
На сей раз они как бы и не ссорились, так что и мириться не пришлось: просто сели обедать, потом Варька мыла посуду, а Алевтина, стоя за дочкиной спиной, вытирала тарелки и снова пыталась объяснить, что жизнь есть жизнь, что отца она любила, да и сейчас к нему хорошо относится, но что, когда муж все лето в отъезде, это тоже нелегко, и вообще, главное не формальная верность, а всегда друг о друге заботиться и помогать.
— Да я понимаю, — равнодушно откликалась Варька, — я понимаю.
— Живут у нее? — спросила Алевтина со слабой надеждой.
— Снимают.
Больше этой темы не касались. И, чтобы окончательно поставить точку, Алевтина даже рассказала какой-то отдаленно относящийся к случаю, зато очень смешной анекдот.
Но внутренне она вся оцепенела. Ясно стало, что не семья распалась — рухнуло все. И что из дому уходить — ей. И не потому, что Варька не простит — хотя до конца, гадючка маленькая, конечно же, не простит, — а просто потому, что с отцом при его экспедициях ей действительно удобней, а значит, их двое, а она одна, и не судиться же с родной дочерью, а если и судиться, то не так уж трудно догадаться, кого пожалеет суд. И, значит, ее квартира с ее зеркалами останется, а она уйдет, просто уйдет, в никуда. Это было страшно. Но еще страшней стало, еще большим морозом охватило душу, когда представилась дорога впереди: серый, узкий и пока еще очень длинный тротуар к крематорию, с быстрым переходом в разряд погасших, стареющих баб, с ежедневной изматывающей погоней за необходимым рублем, с унижающей и все более безнадежной охотой за все более безразличными мужиками, с жиденьким колечком корыстных, недобрых подруг, которые сперва насладятся ее крахом, а потом быстро начнут убывать, пока не останется одна дурища Зинка. Две измятые бабы за бутылкой в захламленной кухне — вот такое грядущее отсвечивало на донышке тарелки, которую Алевтина едва не выронила. Но не упустила, удержала, уцепила в последний момент. Когда уйдет — возьмет две тарелки, две чашки, две ложки, для себя и для дуры Зинки. Больше не понадобится…
Алевтина Щипцова была умна. То есть, конечно, в ней хватало всякого — и тщеславие было, и бабство, и просто дурь, и на своем поставить любила, и приврать могла, и переспать с ненравящимся, но известным мужиком только ради того, чтобы потом хвастануть подруге — словом, обычная женская суетность. Но в тяжелую минуту, когда судьба нежданным ударом сбивала с ног, вся эта мелкость с нее опадала, и оказывалось, что в глубине своей натуры она умна. Кстати, это и подруги знали и в серьезных случаях советовались с ней.
Вот и теперь, уже на следующее утро, едва придя в себя от Варькиного ножа в спину, она полежала час в горячей ванне, вымыла голову, с машинальной тщательностью причесалась, подсушилась феном и начала соображать.
Все рухнуло, да. Нету дома. Ну и что? Значит, надо строить новый дом.
Тут возникло несколько вопросов. Первый был бесполезный: за что? Но все же лучше было понять. Раз вышло, значит, в чем-то сама виновата. И надо понять, чтобы потом не повторять глупостей.
Мужу изменяла? Да, изменяла — ну и что? А кто сегодня не изменяет? Он вот набрался ума и тоже изменил.
Вела себя по-хамски, вот в чем суть. Почти не пряталась, до Димки наверняка доходило. Варьку и то перестала сторожиться, сперва надеялась, ничего не поймет, потом — все поймет. Вот и доигралась. Забыла, как дети ревнуют. Дура. Сука… С другой стороны, кто сегодня не сука? Но ей-то от этого не легче…
Ладно, впредь будет умней. Если впредь ее ум понадобится…
Второй вопрос был: что делать? Тут вариантов виделось мало. Затевать обмен? Но что дадут за двухкомнатную? Однокомнатную и комнату в коммуналке? Она не студентка, чтобы в сорок лет собачиться с соседками на общей кухне и ждать принца, ее принцы давно просвистели мимо.
Нахально жить, как живет, а они пусть ломают головы? Так можно, в конце концов, не она ушла. Но хороша будет жизнь под презрительными взглядами Варьки. Девочка та еще, найдет как отыграться. Нет уж, с Варькой обострять нечего, и так почти потеряла дочь.
Собственно, оставалась одна возможность, именно так, что и подумалось с самого начала. Кооператив. Тот самый телефончик, что давний театральный приятель продиктовал ей для Димки. Записала для мужа, а пригодится самой. Если пригодится.