Повести
Шрифт:
— Может быть, вы нам покажете? — попросил Витя Большой.
— Нет, молодой человек! Мы открываем двери только для научных исследований. А кроме того, башня настолько обветшала, что из стен могут вывалиться камни. — Он замолчал. — А знаете, чей это портрет, если он только действительно существует? — задумчиво добавил он, ни к кому не обращаясь. — Это портрет Ирины Загвоздецкой, дочери полковника.
— А что известно об этой Ирине Загвоздецкой? — спросила Люся.
— А разве в вашем Золотом Бору ничего о ней не слышали? — удивился заведующий.
Мы молча переглянулись. Нет, никто из нас никогда
— Ну как же, Номер Седьмой собирался даже написать о судьбе этой девушки специально историческое исследование, но за недостатком материалов, к сожалению, вынужден был оставить свое намерение…
— Есть охота, — уныло протянул Володя.
— Правда, кушать очень захотелось, — печально произнесла Соня и взглянула на меня.
Как же рассердились остальные двадцать шесть ребят и Люся! Кто-то хлопнул Индюшонка по спине, кто-то дернул Соню за косу… Все закричали:
— Как не стыдно! Как не стыдно!
— Соня! — Я даже покраснел за свою дочку.
— Да, правда, очень хочется. — Соня тяжело вздохнула. Заведующий рассмеялся:
— Вы сейчас действительно идите в чайную, а историю Ирины Загвоздецкой вам лучше всего расскажет Номер Третий — директор школы-десятилетки. Школа помещается в бывшем дворце Загвоздецких. Вы там будете, наверное, ночевать.
— Простите, еще один вопрос, — сказала Магдалина Харитоновна. — Вы по каким-то причинам несколько странно называете, видимо, весьма уважаемых граждан. Не находите ли вы, что это антипедагогично, особенно при детях?
— Нисколько не нахожу! — резко ответил старик. — Видите ли, среди людей встречаются эдакие живчики, энтузиасты своего дела, увлеченные им; даже, я бы сказал, одержимые в некотором роде. Вот, например, жил когда-то в Любце Номер Четвертый, работал бухгалтером на бутылочном заводе, каждый день костяшками своими щелкал, а в свободное время разводил георгины, и не какие-нибудь темно-пунцовые «Цыганки» или снежно-белые величиной с подсолнечник ; — «Советскую Арктику», нет, приспичило ему выводить георгины голубые, а таких ведь на свете не существует, до сих пор еще никто на своих клумбах не вырастил. Или другой пример: Номер Пятый — изобретательница пирогов. Все свободное время она тратила на опыты с пирогами, пекла их и приглашала знакомых. Изобрела она пирог, именуемый «утопленник», так теперь весь Любец на дни рождений и прочих торжеств печет исключительно «утопленники».
— Послушайте, где достать рецепт? — не утерпела Магдалина Харитоновна.
«Это и мне понадобится, — подумал я, — привезу жене вместо варений и солений хоть рецепт удивительного пирога».
— А откуда все-таки пошли эти номера? — не унималась Люся.
Заведующий оживился.
— О, это целая история! Еще до войны как-то приехал сюда… — Он спохватился и перебил самого себя: — Простите, очевидно, вы все хотите есть, а не только эта толстушка? — И он указал на оторопевшую Соню.
— Нет, нет, рассказывайте, пожалуйста, рассказывайте!
И Люся, и Магдалина Харитоновна, и дети обступили старика.
Только Володя-Индюшонок отвернулся и стал мрачно жевать рукав своей рубашки.
— Рассказывайте, я вас буду слушать, я буду терпеть, — покорно вздохнула Соня.
— Вы о художнике Ситникове, конечно, слышали? — Заведующий назвал одного из наших славных мастеров прошлого столетия. Целый зал в Третьяковке был отведен его картинам и пейзажам. — Так вот, у Ситникова есть сын, в настоящее время глубокий старик, так называемый Номер Седьмой. Незадолго до войны приехал он к нам со своей семьей, и знаете зачем? Специально, чтобы разузнать, для какой такой цели лет сорок назад его папенька посетил наш город. Он всех нас перетревожил. «Существует письмо моего отца к моей матери. Отец убежден — с вашим натюрмортом связана какая-то тайна. Такое замечательное произведение искусства, и никто не знает, кто его автор. Ищите, ищите!» — тормошил нас Номер Седьмой. И мы начали искать. Все лето шарили, все эти ящики с бумагами, что в башне сейчас хранятся, пересмотрели, всех любецких старожилов переспросили. И ничего! Вот почему меня так несказанно взволновал ваш рассказ о портрете.
— А может, вы не все ящики открывали? — спросил Витя Большой.
— Не беспокойтесь, молодой человек, когда историки ищут, они не пропускают ничего! — Заведующий повысил голос: он явно начал раздражаться.
— А может, вы хоть одного меня в башню пустите? — вкрадчиво попросил Витя Большой.
— Молодой человек, не мешайте мне рассказывать! — резко оборвал его заведующий.
Некоторые мальчики отошли и о чем-то оживленно и едва слышно заспорили…
Вдруг кто-то легонько толкнул меня в бок. Я оглянулся. Оба близнеца яростно шептали:
— В башне, в башне он прячет портрет. Он все врет, нарочно не пускает!
— Сын художника Ситникова, — продолжал свой рассказ заведующий, не обратив внимания на шепот мальчиков, — был как раз такой живчик и непоседа. И подобных непосед в нашем городе он насчитал шесть человек. Но, к сожалению, для их обозначения на русском языке существует весьма длинное, неуклюжее слово с приставкой, суффиксом и окончанием. Вот сын художника нам и предложил: давайте это неуклюжее слово долой, а чтобы вас как-то различать, дадим каждому порядковый номер.
— Какое же это слово? — спросила Магдалина Харитоновна и вытащила голубой альбомчик и авторучку.
— И-зы-ска-тель, — медленно проскандировал заведующий, — то есть человек, который что-то ищет…
— На земле, под землей, на воде, под водой, в воздухе и даже в космосе, — начала декламировать Соня. А за ней подхватили и остальные.
— Совершенно верно, — неожиданно улыбнулся старик. — И добавьте: у себя в комнате, у себя в саду, у себя на работе.
Я был буквально ошарашен удивительным совпадением с Мишиной теорией и переглянулся с Соней.
— А люди, которые ничего не ищут и не хотят искать — это тюфяки? — пропищала Соня.
— Нет, до тюфяков мы не додумались.
— Простите, ваши изыскатели — Номер Первый, Третий, Четвертый и так далее. Почему вы пропустили Номер Второй? — заинтересовалась Люся.
— Какая вы, девушка… — И заведующий недовольно кашлянул, так и не докончив Люсиной характеристики. — Видите ли, это как раз единственное, по моему мнению, не совсем удачное прозвище.
— Нам нужно познакомиться со всеми Номерами, — настаивала Люся, — они давно живут в Любце, и я уверена, они помогут нам искать портрет. Кто же Номер Второй?