Повести
Шрифт:
Песню кончили. В школе жарко и душно. Певчие шептались и, довольные, вытирали лица. Только Апостол–писарь был хмурый. Лицо его одутловато, глаза, когда пел, уходили под лоб.
Опять учитель начал шептаться со Стоговым. Стогов одобрительно закивал огромной головой. Учитель взял скрипку, провел по струнам смычком. Тонкие, нежные звуки раздались в школе. Затем, прижав скрипку подоородком, взмахнул смычком, качнулся, и хор дружно, весело грянул:
Над Невою резво вьются Флаги пестрые судов: Звучно с лодок раздаются ПесниБасы, перебивая, вопрошали:
Что пирует царь великий В Петербурге–городке?Тенора тоже были в недоумении:
Отчего пальба и клики И эскадра на реке?И все вдруг заливисто, высоко, кудряво:
Виноватому вину Отпуская, веселится: Кружку пенит с ним одну…Альты вместе с дискантами взвились, захлебываясь:
И в чело его цалует, Светел сердцем и лицом, И прощенье торжествует, Как победу над врагом.Снова повторяют, и сам Стогов уже встал, притопывает, качаясь:
И прощенье торжествует, Как победу над враго–о-ом!Стогов очень доволен. Хлопает в ладоши. Хор тоже доволен. Певчие знают, что сегодня они напьются вдосталь, а ребятишки и девчонки в хоре получат по гривеннику, а кто и пятиалтынный.
— Веселую! — не дожидаясь, когда учитель подойдет к нему, крикнул Стогов. — Народную! — и посмотрел на батюшку.
Тот тоже улыбался. Улыбались и матушка, и полюбовница Стогова.
Учитель ударил камертоном, приложил его к уху.
— До–ля–соль…
И два тенора высоко завели:
Па–а-ахал мужик при до–орог–е, Па–ахал мужик при доро–оге,Хор, будто рухнул с потолка:
Эй, тпру, эй, ну, при дороге, Эй, тпру, эй, ну, при дороге–е.Опять тенора:
Да повесил торбу на березу, Он повесил торбу на березу.Громче и яснее хор:
Эй, тпру, эй, ну, на березу. Эй, тпру, эй, ну, на березу.Голос крестного моего:
БылаХор, особенно бас Апостола:
Эй, тпру, эй, ну, не простая, Эй, тпру, эй, ну, с пирогами.Дальше весело рассказывалось, что торбу украли девки, как мужик погнался за ними, упал, а девки пироги съели и торбу надели ему на голову.
Стогов, управляющий, священник, церковный староста, а с ними и народ — улыбались. Пели еще про комара, который мужику ногу отдавил. Этого комара собралась казнить вся деревня. Топором рубили комару голову, комар молил о пощаде, но его все-таки казнили.
На этом закончилось пение. Певчие один за другим вышли. Они теперь пойдут к Апостолу, там будут пить. Мы стали на прежние места.
— Ну–с, будем слушать декламацию, Андрей Александрович? — спросил Стогов.
— Да, Евграф Иванович.
Стогов обернулся к нам.
— Кто знает басню «Кот и повар»?
Мы молчали. Учитель вызвал Семку Недолина, первого в школе забияку, озорника.
— Читай, Недолив.
Семка хотел читать, не отходя от нас, но учитель позвал его к столу. И вот скуластое лицо Семки видно Стогову и народу. Начал он тихо, затем, осмелев, принялся громче, а под конец и совсем раскричался:
«Ахти, какой позор! Кот Васька плут, кот Васька вор! Он порча, он чума, он язва здешних мест!» А Васька слушает да ест.Стогов, видимо, любил эту басню. Он даже палец поднял, когда Семка окончил чтение. И громко произнес, обращаясь к народу:
— Так и в жизни. А надо бы просто взять прут и выпороть кота. Еще кто Крылова знает?
Учитель вызвал двух: Устюшку и сына дьякона Кольку. Я догадался, что все было заранее подготовлено.
«Начала Устюшка. Как похожа она на свою хвалюшку мать! Видно, тоже такая будет. Голос у нее писклявый. Прочитав начало, где был «готов и стол, и дом», Устюшка замолкла. Тут ее сменил Колька. Он говорил веско, будто вместо отца панихиду служил:
Все прошло. С зимой холодной Нужда, голод настает: Стрекоза уж не поет, И кому же в ум пойдет На желудок петь голодный. Злой тоской удручена, К муравью ползет она.Колька взглянул на Устюшку. А та, вдруг изменив голос, будто и впрямь теперь стрекоза:
«Не оста–авь меня, кум ми–илый, Да–ай ты мне собраться с силой».И просит прокормить ее и обогреть до весны. Но Колька, отвернувшись, сурово спрашивает, пожав плечами:
«Кумушка, мне странно это, Да работала ль ты в лето?»Устюшка ластится к Кольке, и улыбка у нее на продолговатом лице: