Повести
Шрифт:
— Куда же их понесло?
— Прямо к оврагу, в ивняк.
— А мешки-то где у них?
Мешков, верно, у них не было. Это плохо. И мешка жаль, если он хороший, и по мешку узнают — кто ходил в лес. Тогда штраф.
— Много там вас было? — спросил дядя Федор.
— С десяток, — ответила Степанида.
— Э–эх, вы! Десять дур не могли управиться с двумя! Вы бы как-нибудь за лошадей, да глаза им хлестать. А то стащили бы объездчиков, да вениками по заду. Выпарили бы их, как следоват.
— За
— Какая каталажка! Нынче время такое: наш брат, мужик, барских кобелей на кол сажает!
Еще выскочили три бабы и два парня. Они тоже бежали к нам. Через некоторое время из леса показались двое верховых.
— Бабы, бегите! — крикнул дядя Федор.
Бабы упали в канаву и замерли.
— Ну, тогда лежите тихо… Петька, пойдем!
Куда зовет меня дядя Федор? Хотя вины за мной и не было, но я испугался не на шутку. Старик быстро зашагал навстречу верховым. Они свистели, улюлюкали, грозили нагайками, а три бабы и два парня ударились теперь по направлению к нашему стойлу. Верховые ехали уже шагом.
Старик остановился, опершись на дубинку. Я стал рядом.
— Ты кто? — подъезжая, крикнул первый, с черной бородкой, с горящими глазами. Гнедая лошадь его грызла удила.
— Я, родимы, кто? Я — пастух. А вы кто?
— Не видишь? Объездчики!
— А–а, объездчики! Лес, что ль, караулите?
— Караулим, старик. Баб гоняем. Веники воруют.
— О–о, бабы — они, как коровы, баловливы. Все бы им веники, все бы париться, — проговорил дядя Федор.
Объездчики, видимо, непрочь были еще перекинуться словом.
— Ягоду тоже рвут, траву мнут.
— И ягоду порвут эти бабы, — согласился дядя Федор и будто совсем рассердился: — Траву тоже помнут.
— Вот и гоняем.
— Гоняйте, родимы, караульте. На то вы и служивые у барыни. Это у вас что на седле-то сзади? — спросил он, когда гнедая лошадь внезапно обернулась и попыталась достать траву.
— Мешки отобрали. Веники выбросили, а мешки повезем в контору. Только не знаем, из какой деревни бабы.
— Да, деревень много, а лес один — господский, — согласился дядя Федор. — Вот и обижают старушку барыню. А барыне покой нужен.
— Верно, старик, — ответил второй объездчик. — Ты баб тут не видел?
— Как не видать, видал.
— Где они?
— А вот в ту сторону тронулись.
— Не те. С мешками были три бабы.
— С мешками?! — удивился дядя Федор. — Не–ет, таких не было. Они где-нибудь, ведьмы, в лесу под кустом сидят.
— Попробуют вот этой! — погрозился второй объездчик нагайкой. — Попорю я их.
— Это ты, родимый, справедливо, — поддержал дядя Федор. — Бабе такая штука в самый раз. А то — чистехи какие нашлись, веники нужны, париться захотели! Нет бы ходить в грязи, во вашх, как полагается крестьянскому сословию, а они, гляди, париться! Чай,
— Молодец, старик! Чужого брать нельзя, будь оно казенно, будь господско, — сказал первый объездчик, и дядя Федор охотно с ним согласился.
— Народ пошел без понятиев… Без думки в голове, — продолжал дядя Федор. — Взять веники! Разь не обидно старухе барыне, коль веники в ее лесу ломают? Небось сама она, родимая, дай бог ей здоровья, попариться любит. А тут поломают и ей не оставят. Зачивреть может барыня, завшиветь, жира могет лишиться.
— Постой, постой, старик, ты что-то не того!.. Почем ты знаешь — парится барыня или нет. Ты видел? — спросил второй.
— Нет, не видел, родимый. Вы-то небось тоже не видели?
— И мы не видели.
— О том и говорю: никто барыню не видел, и глаза наши недостойны глянуть на ее светлое лицо. Вы перед ней, как пес Полкан передо мной. Злой, а в глазах покорность, потому как я хозяин. Так и вы перед барыней. Вроде как Полканы.
— Ты, старик, что-то опять понес. Ты зачем сюда шел?
— Шел зачем? — переспросил дядя Федор и глянул на меня: — Упредить, чтобы вы коров не попужали. Они, коровы, не любят, когда их тревожат.
— Врешь ты, старик. Ты, видать, плут. Тебе взбучку хорошую бы дать, — сказал второй.
— О–ох, родимый, меня много били, и я многих бил: не привыкать мне к этому. А шел я вас вот в чем упредить: мужики побить вас могут. Изувечить! Они, мужики, у нас теперь такие, никого не боятся.
— Мы при исполнении своих обязанностей.
— Оно так, но тут вон баба одна, мотри-ка, с испугу скинула. Брюхата была, а вы за ней гнались. Вот о чем упреждаю. Не кажитесь вы сюда больше недели. А мешки лучше от греха бросьте. Вас как и в лесу будто не было. Штраф-то хоть и сдерут, может, но и с вас шкуру сдерут. Детоубийцами сочтут.
Объездчики переглянулись.
— Опять врешь? — крикнул второй.
— Зачем? Пойдемте за мной, покажу. Вот возле куста лежит.
По глазам было видно, что объездчики перепугались не на шутку. Какое уж тут вранье, если старик зовет их подъехать к кусту. Куст недалеко, почти рядом.
Первый объездчик молча отцепил сзади мешки, сбросил их, то же проделал и второй. Потом второй полез в карман, подозвал старика и сунул ему что-то в руку. Кони повернули, и объездчики быстро скрылись в лесу.
Бабы все еще лежали в канаве.
— Эй, вставайте — уехали! — крикнул дядя Федор.
— Аль правды? — поднялась Степанида. — Бабыньки, эй… скрылись дьяволы-то! А где брюхата? Не родила ли?
Начали кликать, искать, но ее нигде не было.
— Во–он она где! — крикнула Степанида, указывая в степь. — Видать, дура, живой не хочет быть. Эх, робость бабу одолела!