Повести
Шрифт:
Цирк зааплодировал.
Волков осторожно поставил Стасика на красный ковер манежа и поклонился. Подождал немного и поклонился еще раз.
Обычно он кланялся три раза. Во время третьего поклона Волков незаметно снимал с лица небольшую смешную маску, в которой работал весь номер - от выхода на манеж до второго поклона. На оправе от очков намертво был укреплен нос из папье-маше и уже к носу были приклеены веселые дворницкие усы. Маска плотно сидела на лице, не мешала работать и легко снималась. «Разоблачение»
Боль захлестнула сознание Волкова, левая рука повисла вдоль слабеющего тела, и к горлу подступила тошнота. Его всегда тошнило от сильной боли…
Волков осторожно повернулся и, не снимая маски, медленно пошел за кулисы.
За занавесом Волков лег на деревянный щитовой пол и прохрипел кому-то:
– Врача давай!..
– И выругался.
Прибежала испуганная девушка в белом халате, дежурный фельдшер. Стасик и еще двое парней из номера акробатов-прыгунов помогли Волкову дойти до гардеробной и сняли с него рубашку с широкими рукавами. Волков кряхтел от боли.
Кость предплечья вышла из сустава, и локоть выглядел так непривычно, что Стасик в ужасе охнул.
– Ну что там?..
– еле проговорил Волков.
– Дима, прости меня… Дима!..
– тоненьким голосом выкрикнул Стасик.
– Ну что там такое?..
– повторил Волков, посмотрел на свою руку и сам увидел, что там такое.
– Ох ты черт!..
– сказал Волков.
– Вот гадость-то…
В гардеробную вбежал директор цирка. Он увидел лежащего на реквизитном ящике Волкова, бросил быстрый взгляд на его руку и, сморщившись, жалобно запричитал:
– Ну сколько раз я просил не делать финальный трюк! Ну зачем вам это было нужно?.. Это же не стационарный, это же передвижной цирк. Ну нет у нас условий… Нету! Что это вам - Москва, Ленинград, что ли?!! Боже мой!.. Ну вызовите кто-нибудь «Скорую помощь»!
Прибежал Третьяков - руководитель труппы акробатов-прыгунов. Отстранил девушку в белом халате, деловито осмотрел руку Волкова и быстро сказал:
– Невезуха, Димка… Прямо такая невезуха, что дальше ехать некуда. Вправлять надо…
– Сейчас «Скорую» вызовут, - сказал директор.
– Какую там «Скорую»!
– махнул рукой Третьяков.
– Сейчас вправлять надо. А то потом запухнет и не разберешь, что где.
Он отыскал глазами девушку-фельдшера и распорядился:
– Тащи шприц, новокаин и пару ампул хлорэтила. Быстро давай! Стасик! Поищи какое-нибудь шмотье мягкое… Так. Клади его под голову… Порядок. Димка, повернись чуть-чуть на бок. Можешь?..
Прибежала девушка-фельдшер и протянула Третьякову шприц и новокаин.
– Чего ты мне шприц суешь?!
– возмутился Третьяков.
– Обезболивай ему локоть! Сумеешь?
– Сумею, - кивнула девушка.
– Потерпи, Димка, - мягко сказал Третьяков.
–
Девушка уже набирала новокаин в шприц.
– По сколько?
– спросила она Третьякова и шмыгнула носом.
– Давай три укола по двадцать кубиков, и порядок, - ответил Третьяков и повернулся к Волкову: - Помнишь, в пятьдесят седьмом в Саратове на репетиции у меня плечо выскочило? Тоже три укола по двадцать кубиков, хлорэтилчиком подморозили, я и не слышал, как мне его на место поставили…
Девушка сделала первый укол. Волков скрипнул зубами и мгновенно вспотел.
Третьяков погладил Волкова по голове и сказал Стасику:
– А ты дуй в буфет и притащи коньяку! Сейчас наш Димуля примет двести
– и как рукой все снимет!..
– Никакого коньяку!
– неожиданно жестко произнесла девушка.
– Еще новости!.. Алкоголь нейтрализует обезболивающие средства…
Третьяков смутился.
– Я думал как лучше, - пробормотал он. Затем огляделся, словно ища поддержку, и увидел своих прыгунов.
– А ну валяйте отсюда!
– рявкнул он грозно.
– Ишь собрались, как на поминки! Давайте, давайте! И так воздуху никакого…
Через десять минут кость была вправлена в сустав, и обессиленный Волков глубоко вздохнул.
– А теперь тугую повязочку - и будьте здоровы, живите богато!
– радостно сказал Третьяков, и было непонятно, к кому он сейчас обращается, к Волкову или к девушке.
Волков слабо улыбнулся, а девушка, стыдясь своей растерянности и слез, огрызнулась:
– Будто без вас не знаем!
И, уже забинтовывая руку Волкова, с достоинством сказала всем стоящим вокруг:
– В таких случаях фиксация конечности - первое дело.
В больницу Волков отказался ехать. Он еще полежал в гардеробной, покурил с Третьяковым и выслушал не одну историю о травмах, падениях и переломах. Каждый, кто заскакивал проведать Волкова, считал своим долгом рассказать о каком-нибудь случае из собственного опыта или уже известную, ветхозаветную байку про то, как какой-то воздушный гимнаст сорвался с трапеции, ляпнулся с высоты в семнадцать метров, встал, раскланялся и ушел с манежа под гром аплодисментов. А на следующий день работал как зверь! Еще даже лучше…
Каждая такая история кончалась счастливо и героически. О переломах и травмах говорили подчеркнуто пренебрежительно, громко смеялись, наперебой чиркали спичками и зажигалками, когда Волков хотел прикурить, и только изредка тревожно поглядывали на Волкова - не плохо ли ему? И, понимая, что плохо, еще громче хохотали, вспоминали совсем уже невероятные случаи, презрительно ругали передвижные цирки и проклинали тот час, когда отдел формирования программ загнал их в эту «передвижку», в этот паршивый среднеазиатский городок…