Повести
Шрифт:
Незнакомец внимательно осмотрел Ивана и учтиво сказал:
— Здравствуйте.
— Здорово. Ну что тут? Как дела? Наши — где?
— Вы имеете в виду фронт?
— А что ж еще?
— Право, не могу вам сказать.
— А это что за река?
Незнакомец ответил.
— Ух куда меня занесло! Неужели и тут немцы?
— Кругом немцы. Все деревни заняты.
— Вот как! Н-да. Что делать-то, а?
— «Все течет, все изменяется». Кстати, это тоже сказал немец. Представляете,
— Это верно. Ну ничего, пусть течет, — ответил Иван. Он внимательно осмотрел незнакомца. Тот был худой и щуплый. Рубашка расстегнута на груди, шея по ворот загорелая, розовая, а ниже белая, бабья. И руки белые. — Что ж делать, а? А ты куда двигаешь? — спросил Иван. — Или здесь останешься?
— Я? К Ленинграду.
— До самого Ленинграда?
— И до Ленинграда дойду.
— Не дойдешь.
— Почему же?
— А так.
— Извините, внешность обманчива.
— Это верно. А ты сам-то кто?
— Я? Из Порхова. Архивариус.
— А-а… — Иван впервые слышал такое слово, что оно значит, не знал, но кое о чем скумекал. — Тогда другое дело, — сказал Иван. — А меня от травы да молока совсем свалило. Может, поглядишь?
— Что?
— Ну… метель.
— Какая метель?
— Ну… за кусты бегаю.
— Не понимаю, зачем мне смотреть-то?
«Не то!» — догадался Иван, помедлил и спросил на всякий случай:
— Может, хлеб у тебя есть?
— Есть немного.
— Может, молока хочешь?
— С удовольствием! Не откажусь!
— Ну, тогда пойдем! Побалуемся!
Они пришли к стаду. Иван надоил молока, угостил архивариуса. Съел полбуханки хлеба. Стыдновато, конечно, было, да что поделаешь! Не до стыда. После еды Ивана сморило в сон.
Он лег в тень под кусты, прикрыл лицо кепкой, но из-под кепки в щелку посматривал на архивариуса. Кто знает, что за человек, но пусть попробует пошалит… У меня, брат…
Проснулся он оттого, что рядом громко говорили. Прислушался.
— Здесь хозяин есть, с ним и договаривайтесь.
— Какая разница, кто хозяин.
— Нет, не имею права.
— А в чем, собственно, дело? — спросил Иван.
— Гражданин просит корову продать.
Иван, насупясь, взглянул на пришельца.
— В чем дело?
— Да я расписку оставлю, чего там. С печатью, — сказал пришелец. Был он широколицый, плотный, слегка лысоватый. Выражение лица такое, как будто куда-то очень спешил и досадовал, что задержался на минуту. Возле ног его стоял чемодан.
— Кто такой? — спросил Иван.
— Какая разница — кто? Заплачу. Сколько надо?
— Не продается.
— Мне кусок мяса. Остальное вам останется. Хорошо заплачу.
— Иди, иди…
— Да я тебе столько дам, старик… Дом построишь, велосипед купишь! — Он повалил чемодан, рывком распахнул: — На! Сколько надо, бери.
Иван взглянул, да так и обмер. В чемодане рядами, вплотную одна к другой, лежали нераспечатанные пачки денег.
— Вот, мало одной, еще бери! На!
Пришелец, будто кирпичами, постучал одна о другую пачками.
Иван ошалело глянул на архивариуса, опять на чемодан. Ядрена Феня! Он в жизни не видел столько денег. От них пахло краской, новенькие все! Больше, чем в магазине!
— У вас не свои деньги, — вдруг сказал архивариус.
— А тебе какое дело, свои — не свои. Разберись сейчас, что свое, что не свое.
— Государственные деньги. И печать государственная.
— А тебе что? Контролировать собираешься? А коровы у тебя свои?
— Разбазариваете государственное!
— Пошел ты! Где сейчас государство, ищи! Вон, до Питера немцы!
— Мы — государство!
— Кто-о?
— Предъявите документы!
— А вот этого не хочешь!
В тот же миг Иван, резко прыгнув, схватил чемодан. Все это было настолько неожиданно, мгновенно, что ни архивариус, ни пришелец не успели и шевельнуться. Они удивленно и растерянно смотрели на Ивана. Да и сам он такого, признаться, не ожидал.
— Отдай! — сказал пришелец, и его губы побелели. Он шагнул к Ивану. А Иван поддернул рукав, подразмахнулся и…
— Стой! — взвизгнул архивариус.
Ивану опалило лицо. Сверкнуло прямо в глаза. Он увидел черную дырку ствола пистолета, сочащийся из нее дымок и палец незнакомца, который дернул спусковой крючок.
Иван быстро ладонями провел по лицу, по груди. Жив?.. Жив!.. Задохнувшись, глотнул.
— Стрельнул, а? — недоуменно сказал Иван, он будто еще не верил. — Стрельнул? — спросил он архивариуса, как будто искал подтверждения, и понял — стрельнул!
— Ах ты гад! — прохрипел Иван и вцепился в руку с пистолетом.
Он не соображал уже ничего. Отталкивал виснущего архивариуса, сгоряча зазвездил и ему пару раз в ухо, распорол на себе рубаху.
— Отстань! — наконец, будто очнувшись, сказал Иван все еще державшему его архивариусу, хотя пришелец уже удрал. Вытер вспотевший лоб. Поправил сползшие штаны. Хмурясь и хромая больше, чем обычно, прошел по поляне.
И вдруг заново, будто первый раз в жизни, увидел траву, коров, кусты, а над ними синее небо, а на небе — облака, белые, пронизанные светом. И этот свет кругом, в листве, струится от стволов берез, желтыми зайчиками рассыпан по хвое. И оттого, что неожиданно нахлынуло на Ивана как откровение, как открытие, он растерялся, понял вдруг, что всего этого для него могло и не быть, и все это — жизнь!