Повести
Шрифт:
— Доверчивы мы, вот и расплачиваемся за это, — с грустью проговорил Мурзин и спросил: — А с предателем что сделали?
— И сейчас еще на сосне висит. Перед всем отрядом повесили.
Ошеломленный неожиданной вестью о гибели Грековского, Мурзин не заметил, как вышел из бункера врач. Только когда вновь скрипнула входная дверь, он повернул голову. Вместе с холодным ветром в землянку ворвался Костя Арзамасцев. В руках он держал дымящийся котелок и большой ломоть хлеба.
— Чайку горячего вам вскипятили, товарищ капитан! Подкрепитесь немного и отдыхайте. А я до Степанова сбегаю. Доложу командиру, что вас нашли, и обратно сюда вернусь.
— Ну ладно, ладно. Действуй, как наметил, — сказал Мурзин. — Смотри на карателей не нарвись, а то долго мне тебя ждать придется.
— Не-е. Еще Гитлер не отлил той пули, чтоб Костю Арзамасцева взять, — улыбнулся тот и выбежал из бункера.
Капитан Степанов приготовился к торжественной встрече Мурзина. В селе Гощалково, в домике матки Чешковой, где располагался партизанский штаб, свежевали заколотого по этому поводу кабана.
Несмотря на холодный декабрьский дождь, непрерывно ливший с самого утра, многие жители горного села Гощалково высыпали на улицу, когда из лесу вышли партизаны с носилками на руках. Сквозь толпы партизан Мурзина торжественно пронесли к домику матки Чешковой. На суровом, скуластом лице капитана Степанова партизаны впервые увидели слезы. Трогательная встреча заставила прослезиться и Мурзина. Степанов буквально затискал его в объятиях.
Позже, за празднично убранным столом, Мурзин познакомился с хозяйкой дома — Ольгой Чешковой, которую все партизаны, в том числе и Степанов, называли маткой.
— А это партизанская дочка Милка Чешкова. — Степанов кивнул на румяную девушку. — Она лучшая наша разведчица. Не смотри, что ей только семнадцать. Никому за ней не угнаться. Если надо самые точные сведения раздобыть, только Милку и посылаем. Ребята ее зовут «наша Милка», души в ней не чают.
— Я гляжу, вы тут неплохо устроились. Немцы не беспокоят?
— Им сейчас не до нас. Мелкими силами с нами не справятся. Мы по этим горам такие виражи научились закладывать, что не так просто к нашему хвосту подобраться. У нас здесь, как в авиации, и горизонтальный, и вертикальный маневр использовать можно. А крупные силы им уже негде взять. Союзники во Франции наступать начали. Теперь немцы отсюда на запад войска погнали. Глядишь, и наши скоро в наступление двинутся...
Степанов наполнил стакан Мурзина сливовицей, положил ему на тарелку кусок свинины.
— Ну что ж, с возвращением, товарищ капитан. С воскрешением, так сказать, из мертвых, — со стаканом в руке из-за стола поднялся незнакомый Мурзину невысокий, но плотный человек.
— Это кто? — тихо спросил Мурзин, наклонившись к Степанову.
— Старший лейтенант Надежный. Недавно прибыл с Большой земли с группой разведчиков. Заброшен штабом разведуправления Украинского фронта. И фамилия Надежный, и сам он человек надежный. А главное — у него рация есть. Вот мы и помогаем друг другу на взаимных условиях. Одному-то ему трудненько в здешних краях, а с нами не пропадет.
— Фамилия у него подходящая, — сказал Мурзин и громко добавил: — Давайте выпьем за дружбу. За наше фронтовое товарищество. За настоящих друзей, которые теплом своих сердец согревают нас здесь, вдали от родной земли.
В переполненной комнате раздались одобрительные возгласы. Партизаны встали. Только Мурзин остался сидеть за столом.
— Вы простите меня, товарищи, судруги. Сделайте скидку на раненую ногу. Но я попробую. — Он попытался было встать, но несколько рук протянулись к нему, удержали на месте.
Осушив стакан сливовицы, Степанов придвинулся к Мурзину:
— Юра! Разреши мне по-братски так тебя называть. И ты зови меня просто Иван.
Мурзин согласно кивнул.
— Так вот. О делах, как я понимаю, поговорим потом. А сейчас я просто хочу тебя обрадовать. Ровно месяц ты пропадал. Знаешь, сколько теперь наша бригада людей насчитывает?
Мурзин с любопытством посмотрел на Степанова.
— Больше двух тысяч бойцов, — сказал тот после недолгой паузы.
— Молодец, Иван. Молодец, что без меня и Ушияка не растерялся. От лица службы тебя благодарю. А от себя? Вот тебе моя благодарность. — Мурзин обнял Степанова и расцеловал его от души.
— Постой-ка. Тебя же самого надо поздравить, — сказал тот, освобождаясь от цепких объятий друга. — Чуть было не забыл. Тебя же наградили орденом Чехословацкий военный крест I степени.
— Это за какие же такие заслуги?
— За бои на моравской границе, за организацию партизанской борьбы в Моравии. По этому поводу есть радиограмма от Строкача. И Ушияк награжден тем же орденом. Только вот дожил ли он до своей награды?
— Надеюсь, Иван. Никак не верится, что его уже нет. Будем искать, все сделаем, что можем. А сейчас давай-ка сюда Надежного. Пусть расскажет, что на Большой земле делается.
— Это можно. — Степанов поднялся со стула, подозвал старшего лейтенанта и уступил ему свое место. — Садись, Надежный. Расскажи командиру бригады, что знаешь.
— Постой, постой, — перебил его Мурзин. — Что-то ты, брат, быстро от бригады отказываешься. Тебя еще никто от командования не отстранял.
— Отстранять-то не отстранял, но ведь и не назначал никто. А самодеятельность, она для сцены только годится, — ответил Степанов. — А ты, Юра, утвержденный начальник штаба бригады, первый заместитель командира. И пока Ушияка нет, ты и есть командир бригады. На помощь мою можешь всегда рассчитывать, а в самозванцы меня не зачисляй. Так-то, брат Юра. — Степанов положил руку на плечо Мурзина.
— Что, выпил стакан сливовицы и уже отказываешься работать? — пошутил Мурзин.