Повести
Шрифт:
Великий страх вошел ему в сердце, великое горе. Ерноуль застонал… Потом вытащил из чеканных ножен булатный сверкающий нож, вонзил его в свое сердце. Да…
С тех пор, значит, и повывелись у тунгусов богатыри, измельчал народишко. А какая сила раньше в людях была!
Вот старики и сложили эту песню в назидание потомству».
Богатырь Ерноуль наклонился над Чимитой и раскрыл клыкастую пасть.
— Ар-р-р… Ты Оськи Самагира баба? — хрипло шепчут его окровавленные губы.
Чимита отпрянула, закричала с испугу чужим, неприятным криком.
Оська вскочил с постели и проснулся. В курятнике неистово кукарекал петух.
Немалое время Оська приходил в себя, закурил, прилег на постель, поднялся, походил по избе. Вроде бы успокоился, но страшный сон не выходил из его ума.
Он вспомнил деда Агдыра, который говорил: «Если приснится тебе богатырь Ерноуль, хорошего не жди: где бы ни находился, что бы ни делал, поспешай в родной чум, к семье. Знай, быть иначе беде».
Оська торопливо оделся, вышел во двор. Восток уже алел.
— Зачем тебе бедная Чимита, Ерноуль?.. Пропадешь! Она тебя из винтовки, как собаку… У нее же добрая винтовка! Если вру, пусть накажет меня великий Мани. Уйди, Ерноуль, с моей тропы, добром говорю.
— Ты с кем это баишь? — спросил Антон, спускаясь с высокого крыльца.
— Ишь как, к Чимите приходиль.
— Кто приходил?
— Богатырь Ерноуль-то… Во сне видель…
Долго смотрел Антон на друга, потом рассмеялся:
— Э-э, Оська, сны чепуха, не верь им…
— Не-е, Антоха, пошто так баишь.. Не-е. Скорей домой буду ходить. Шибко скорей нада… Худо есть…
На толстых сучьях могучей сосны Антон с Оськой сделали сайбу, сложили на нее харчи. Довольные своей работой, сидели у потухающего костра, допивали чай.
— Ты, Осип, теперь прорубай дорогу… Одной тропой, паря, не обойдешься… Я бы тебя довез до Баян-Улы, а тут поворачивать приходится.
— Верно, паря, дорогу к людям надо.
— Купишь коня, горя знать не будешь. После ребятишек в школу повезешь… Чимиту в гости к Домне.
Оська недоверчиво посмотрел на Антона, потом широко улыбнулся, кивнул головой.
— Шибко верно баишь… Шибко ладно.
Распрощавшись, Антон поехал обратно, а Оська с тяжелой понятой зашагал в Баян-Улу.
— Как там Чимита?.. Черный Ерноуль приходил к ней… Черный бома, черный… — ругает Оська давно усопшего вождя чильчигиров.
К концу второго дня пути Оська подошел к ущелью Семи Волков. По заснеженной тропе вилась свежая стежка. Он разглядел следы, обеспокоенно подумал: «Чимита была… Однако, много раз приходила»…
У завала заметил припорошенное снегом кострище. «Пошто огонь здесь разводила?» — недоумевал охотник. И снова вспомнил сон. Сердце заныло, какая-то неведомая сила погнала быстрее вперед. Оська уже не чувствовал ни тяжелой поняги, ни усталости от долгого пути.
Вот и знакомый взлобок, вот и грива. — Почему не курчавится дымок? — тревожно спросил Оська у Духмянки. — Где Чимита?
На большом лугу пасется скот, а Чимиты нет. Ему снова вспомнился страшный сон. Оська скинул понягу и бросился бегом к гриве.
Сначала показалась острая верхушка его чума, а потом и весь чум, а рядом домик старого бабая.
Оська добежал и увидел, что дверь подперта сучковатой палкой. Он присел на крыльцо, долго вытирал пот. Непослушными пальцами набил трубку, закурил. Не то чтоб успокоился, — просто собрался с силами, обошел вокруг домика, принялся колотить кулаками в дверь. Дом бабая молчал.
Оська побежал искать следы. Нашел свежие: Чимита пошла на север, к скалам Мангир.
— Значит, старый бабай там… Зачем, что он там делает?.. Э-э… Однако…
Оська зарядил берданку самодельным зарядом, выстрелил вверх.
Прислушался.
Совсем близко раздался ответный.
Бросился на выстрел.
На пригорке затрещали ломкие кусты багульника. Оська остановился. Сердце вот-вот выскочит, ноги не слушаются… В следующий миг на полянке показалась Чимита. Увидела Осипа, остановилась. «Осунулась, бледная, глаза вон какие большущие… Будто печаль в них», — промелькнуло у него в голове.
— Ты где была? — Оська облизнул губы, которые вдруг стали совсем сухими.
— У бабая была… Приказал в пещеру отвезти его. Наказал, чтоб не приходила… А я ослушалась.
— Он… живой?
— Нет, умер.
— Давно?
— Седьмой день.
— Боязно было?
Чимита кивнула.
После ужина Оська засобирался в свой чум. Чимита поднялась.
— Не уходи… Вместе будем…
Оська крепко обнял припавшую к его плечу девушку.
Чимита слабо улыбнулась, толкнула Оську к двери.
— Иди, иди… Принеси свои пожитки.
Как ошалелый Оська выскочил во двор.
На темном небе весело плясали звезды.
Там, ниже по Духмяной, смутно выделялся черный контур ущелья Семи Волков.
Самагир подмигнул ущелью, сказал, как старому другу:
— Теперь Оська не Одинокий Волк, у меня все есть: тайга есть, жена есть… Ребятенки будут. Теперь, однако, дорогу к людям рубить примусь.
ЗА УЩЕЛЬЕМ СЕМИ ВОЛКОВ