Повести
Шрифт:
— Эх, лодчонку бы нам! По разносам бы выбрались на берег, — глухо шепчет Петр.
— Понюхать бы землю… подержать ее в ладонях, — словно сам себе, мечтательно говорит Мишка.
— Э, паря, начинаешь доходить, кажись, — качает Иван головой и тревожно смотрит на парня. — Может, поел бы землицы?
Мишка согласно мотнул головой.
Поморы нашли большую оплотину, затащили на нее сани и оттолкнулись.
Дует легкий «култук» и подгоняет льдину с
Небольшие волны бойко колотятся о кромку льда и размывают игольник. Зеленовато-прозрачные иглы, падая одна на другую, издают приятные мелодичные звуки, напоминающие звон колоколов на церкви.
— Слышь, звонят за упокой наших душ, — сказал Иван Петру.
— Нет, Ваня, звонят благовест.
— Ерунду говоришь…
— Все равно найдем выход… Да и «Красный помор» уже где-то бороздит… — уверенно говорит Петр.
Переплыв через разнос, поморы затащились на высокий торос. Мишка взобрался на сани и охнул.
— Мужики!.. Мы!.. Нас!.. Кругом вода…
Петр поспешил за ним.
Огляделся кругом, тяжело вздохнув, опустился в сани и сообщил:
— Если налетит ветер, то за пять минут раскрошит нашу льдину, и тогда…
Все трое тревожно переглянулись.
— Мишка, помолись своему бурхану, — попросил Иван. — Может, он отгонит ветер куда-нибудь в сторону.
Парень сморщился от боли и мотнул головой. По осунувшимся скуластым щекам, обгоняя друг друга, потекли слезы.
— Ты чо, Мишка? — участливо спросил Иван.
— Обидно… какой уж там бурхан, когда люди не могут… Обидно… от Святого до Горемыки добрались и… тонуть…
— Ты не торопись тонуть-то, — сердито буркнул Петр.
— Я ничо… Я жить хочу…
— Вот это добро. Кто хочет жить, тот не утонет, — бодро и уверенно говорит Стрельцов. В смелых глазах сверкнули неукротимые огоньки.
— Может быть, ветра не будет… Наша льдина уцелеет… Мы и дотянем до прихода катера.
— Твои бы слова да батюшке Байкалу в уши, — Иван тяжело вздохнул.
Беспокойно спят измученные поморы. Зеленин видит во сне свой старенький «болиндер», который стучит так непривычно тихо, что едва его слыхать в утробе катера. В этот момент кто-то из друзей пошевелился и задел его ногу. От боли Иван проснулся и сел.
Кругом все окрест заволокло туманом. Тишину нарушают лишь падающие с торосов льдинки.
Вдруг откуда-то издали, пробившись сквозь туман и торосы, донесся знакомый звук «болиндера».
Иван ошалело засуетился и затормошил спящих.
— Эй!.. Эй!.. Стучит!.. Стучит!..
— А-а, чо-чо? — испуганно спрашивает Петр.
— Стучит!.. Слышь?..
Петр с Мишкой тоже услышали глухие звуки мотора.
— Давайте все враз крикнемте, — предложил Мишка. Мужики мотнули головами и открыли рты, но вместо крика послышались хриплые стоны, которые затонули в звуках пробуждающегося моря.
Петр снял с себя телогрейку и, приладив ее на конец оглобли, стал поднимать, но не хватило сил. Поняв затею товарища, пришли к нему на помощь Иван с Мишкой.
Теперь над морем, словно черный пиратский флаг, висела телогрейка, которую могли заметить издали.
Стук мотора стал глуше, а затем совсем затих.
— О, господи! — простонал Иван и, чтобы скрыть слезы, уткнулся в сено.
На измученных лицах надежда борется с досадой.
Снова донеслось: тук-тук-тук-тук.
На этот раз громче и отчетливее.
— К нам идет! — прошептал Петр и облизнул потрескавшиеся губы. Из густого тумана выплыл образ Веры с маленьким сыном. Оба радостно смеются и тянутся к нему. Петр подался вперед. «Ох, дорогуши мои!» — беззвучно прошептал он, и они исчезли снова.
— Чо сказал, Петя? — Мишка наклонился к Стрельцову.
— Веру видел, с сынишкой разговаривал.
— А-а… значит, будем жить.
— А ты думал?..
Мишка покачал головой.
Катер затих.
— «Болиндер» без меня барахлит. Идиоты, не могут вовремя досмотреть, — ворчит Иван.
— Неужели ушел? — тревожно спросил Мишка.
— Нет. Мотор куражится, без меня не хочет робить.
— А-а, — Мишка облегченно вздохнул и облизнул окровавленные губы.
Откуда-то, будто из-под воды, донесся глухой, тихий «тук», потом погромче, погромче и весело, бодро: тук-тук-тук.
— Идет! — шепотом, словно боясь спугнуть, прошептал Иван.
С катера заметили телогрейку Петра и направились прямо на черновину.
Через несколько минут «Красный помор» с хрустом врезался в дряблый, податливый лед и заглушил мотор.
По неровной поверхности небольшого ледяного поля три человека, падая и снова поднимаясь, тянут груженые сани.
На босых ногах у них болтаются обрывки окровавленных тряпок.
Кто-то охнул и с болью в голосе сердито крикнул:
— Сани-то!.. Сани-то бросьте! — А затем добродушно, с горделивыми нотками добавил: — Че-ерти… Сибирь настырная.