Повинная голова
Шрифт:
— Во-первых, я первый сюда приехал! Во-вторых, мои картины более гогеновские. У меня и палитра, и фактура, и видение мира, как у него, туристы это сразу чувствуют, и я не понимаю, с какой стати должен уступать кому-то свое место. К тому же я работаю сам, а его картины пишут китайцы у Паавы. Но когда я хочу назвать свою мастерскую Дом Наслаждения, мне, по вашей милости, запрещают городские власти, заявляя, что дом с таким названием уже есть и находится на авеню Генерала де Голля.
Кон подошел к столу, выдвинул второй ящик справа, где Бизьен трепетно хранил свои сигары, и взял одну.
— Не отказывайте себе ни в чем, старина, —
— Нет уж, — отозвался Кон, — не надейтесь. Тут я вам не помощник.
Он обрезал кончик сигары, поднес спичку, выпустил дым и строго указал пальцем на противника:
— Вы бездарность, Вердуйе. Вы даже на собственном лице не умеете изобразить то, что надо. Это вы-то Гоген? Ой, не могу! Вы похожи на блоху, подхватившую насморк.
Вердуйе позеленел — бесспорно, это была его самая большая творческая удача по части цвета.
— Мои работы покупают во всем мире! У меня контракт с «Галери Лафайет»!
— А насчет того, чтобы назвать ваше фарэ Домом Наслаждения, спросите у любой таитянки из тех, кого вы донимали своими талантами. Говорят, им приходится трудиться целый час, чтобы вы от эскиза перешли к делу, и в результате, даже при гениальных дарованиях крошки Унано, все, чего удается от вас добиться, по мелкости формата уступает разве что китайским миниатюрам.
— Ну-ну, — перебил Бизьен Кона. — Вердуйе имеет полное право на любой формат. Нас это не касается.
Вердуйе чуть не плакал.
— Это мерзкая клевета!
— У вас нет ни капли темперамента! Да какой из вас Гоген…
Бизьен поднял руку, чтобы его унять.
— Позвольте, господин Кон. Должен заметить, что у Вердуйе есть перед вами одно важное преимущество. Он связан с нашим гением родственно-исторической связью.
Вердуйе вспыхнул от удовольствия и скромно потупился.
— Он внучатый племянник жандармского капрала Клаври, изводившего Гогена до последних дней жизни.
— Ух ты черт, не знал! — воскликнул Кон, не сумев скрыть невольного восхищения.
— Вердуйе — наша ценнейшая историческая реликвия, — заключил Бизьен.
Вердуйе светился от гордости.
— Клаври — мой двоюродный дед с материнской стороны, это он привлек Гогена к суду, обвинив в «посягательстве на престиж жандармского корпуса путем оскорблений, грубой брани и провокаций». У меня есть документы, подтверждающие это.
Кон всякий раз испытывал волнение, когда видел перед собой живую ниточку, тянущуюся к одному из великих покойников нашей истории.
Если бы прапрапрапраправпуков Иуды можно было отыскать и доказать их происхождение, они наверняка были бы сегодня нарасхват и за их подписями гонялись бы авторы всех петиций и манифестов. Если бы их звали, к примеру, Гюстав Искариот или Жан-Поль Искариот, они бы бдительно следили за тем, чтобы в мэрии не забывали указать через черточку еще и имя их предка: Жан-Поль Иуда-Искариот, Гюстав Иуда-Искариот, чтобы, не дай бог, не утратить главное фамильное достояние.
Считается, что Иуда покончил с собой. Кон в это не верил. По его убеждению, Иуда жил до глубокой старости, во всяком случае достаточно долго, чтобы на исходе дней оказаться окруженным любовью и благоговением верующих, которые толпами приходили поклониться последнему живому человеку, имевшему непосредственное отношение к Распятию. И наверняка он всем предъявлял справки, подтверждавшие, что он действительно Иуда Искариот, великий исторический
В книге Перрюшо [20] имеются на сей счет неопровержимые свидетельства. Гонители кичились знакомством с гонимым. «Выйдя в отставку и поселившись в департаменте Верхняя Сона, жандарм Шарпийе с волнением рассказывал про «мэтра Поля Гогена», выдающегося человека, «великого и несчастного художника», с которым он «имел честь» встречаться на Маркизских островах. «Я даже не подозревал, что на свете бывают такие люди, — объяснял он. — Истинный провидец!» Клаври, по сведениям Перрюшо, еще более трепетно чтил память Гогена. Обосновавшись в Верхних Пиренеях, в Монгайаре, он открыл там табачную лавочку и, как рассказывает Бернар Вилларе, «благоговейно показывал клиентам маленькую застекленную витрину, где хранились деревянные фигурки, вырезанные человеком, которого он некогда травил, а впоследствии сделал своим кумиром».
20
Имеется в виду книга А. Перрюшо «Жизнь Гогена». Париж, 1961. Рус. перев. 1979. Цитируется в переводе Ю. Яхниной.
И тут Бизьен показал себя истинным Наполеоном туризма. Он уже некоторое время сосредоточенно созерцал тощего человечка с желтоватой бородой, который, в свою очередь, смотрел на него подозрительно и тревожно.
— Придумал!
— Что вы еще придумали?
— Вы будете Ван Гогом.
— Вот это да! — только и сказал Кон.
Вердуйе сидел набычившись, исподлобья глядя на них. Это был уже готовый Ван Гог, чувствовавший себя жертвой тайного заговора.
— Внешность у вас подходящая…
Вердуйе, как и следовало ожидать, начал ломаться.
— Но все же знают, что Ван Гог никогда не бывал на Таити!
Бизьен пожал плечами:
— Ну и что? Все точно так же знают, что Гоген давно умер. Это же просто шоу. И мы обязательно сыграем на отношениях между Ван Гогом и Гогеном, их ссоры — важнейшая составляющая мифа. Клише, засевшее у людей в голове. Только представьте себе, как будет эффектно, когда вы с Коном станете браниться на террасе «Ваирии». Все бросятся фотографировать! Есть же в Арле кафе «Ухо Ван Гога» с огромным неоновым ухом над входом…
Затем Вердуйе одолели сомнения творческого характера.
— Но я же пишу, как Гоген, а не как Ван Гог!
— Вы перестроитесь.
Бедняга открыл было рот, чтобы что-то еще сказать, но Бизьен решительным жестом отмел все возражения.
— Вопрос стоит так, Вердуйе: есть у вас моральные обязательства перед Полинезией или нет? Мы отняли у туземцев их прошлое, их культуру и просто обязаны дать им что-то взамен.
Он с удовлетворением затянулся гаванской сигарой. Уловить иронию в его взгляде сумел только Кон, и то ему пришлось пристально всматриваться. Да, о таком партнере можно только мечтать.