Повинная голова
Шрифт:
— Все равно не понимаю, какого черта делать Ван Гогу на Таити, — буркнул Вердуйе.
Все-таки он был дегенерат. Бизьен проявил ангельское терпение.
— А какого черта полинезийские тики, которых здесь вообще больше не осталось, и прочие исторические памятники Океании делают в западных музеях? Давайте назовем это, поскольку иначе вы не понимаете, культурным обменом.
— Но почему вы хотите, чтобы Гогена изображал американец? — прохрипел Вердуйе.
— Во-первых, Кон такой же американец, как вы или я, несмотря на акцент, который он блестяще имитирует. Кстати, я не знаю, кто он на самом деле, но это совершенно не важно. Во-вторых, большинство наших туристов — американцы.
Кон был восхищен.
— Трюк с земным раем не может не сработать, — сказал он. — Ведь однажды он уже сработал и работает по сей день.
Наполеон туризма раскачивался в кресле, крутя глобус с панамой на Северном полюсе.
— И заметьте, никакой пошлости. Культурный автобусный маршрут от Площадки первородного греха до Гогена, Ван Гога и Виктора Гюго на утесе в Гернси. Да мало ли что можно соорудить, были бы деньги! Уменьшенную модель Шартрского собора, Версаль в миниатюре… В моем распоряжении четыре гектара земли в красивейшем месте над Пунаауиа… Там запросто можно разместить всю историю человечества — от сотворения мира до Мэрилин Монро. Не забывайте, что у французов есть одно неоценимое преимущество перед американцами с их Диснейлендом: наша история на полторы тысячи лет длиннее.
Кон воодушевился.
— Великолепно! — заорал он. — Вы нанимаете человека, вся работа которого состоит в том, чтобы просто слоняться по острову в терновом венце, таская на спине крест и стараясь почаще попадаться на глаза туристам…
Бизьен тоже постепенно входил в азарт.
— «Хилтон» на полуострове Таиарапу и казино на Муреа, с рулеткой, баккара и игрой в кости… Поле для гольфа в красивейшем уголке планеты…
— И везде — тики, — подхватил Кон. — Закажем копии с тех, что выставлены в Музее человека в Париже…
При упоминании Музея человека у Бизьена рот перекосился от злости.
— Святой Антоний среди таитянских женщин, в окружении знаменитых полотен с его изображением…
— Жанна д’Арк, обязательно должна быть Жанна Д’Арк!
— А как же! Включим в наш репертуар все самое лучшее и самое известное… Никаких заумных штучек, все должно быть просто, как мычание, в гармоний с естественным окружением, наивно и безыскусно, в стиле Руссо Таможенника…
— Но все-таки нужен Бах! Как же без Баха?
— Будет им Бах, это денег не стоит. Нацепим по репродуктору на каждую пальму, и кантаты Баха будут изливаться с небес…
— Пикассо!
— Святой Людовик!
— Освенцим в миниатюре! Среди американских туристов процентов сорок евреев!
— Освенцим и «Легенда веков» [21] , которую будут декламировать при лунном свете маленькие таитянки…
— Мученичество святого Себастьяна, око
21
«Легенда веков» — эпический стихотворный цикл Виктора Гюго.
— Наполеон на острове Святой Елены!
— Кеннеди! Кеннеди обязательно! Куда ж без него?
— Кеннеди, исцеляющий прокаженных!
— Или Кеннеди, идущий по водам.
— И еще надо показать божью кару за попытку сохранить земной рай, возмездие в форме атомного взрыва на Муруроа. Должен же быть у всего этого назидательный конец…
— Будда! А как же Будда? Он непременно нужен!
— Моисей перед неопалимой купиной на вершине Орохены в лучах прожекторов, а купина — из неона!
— Избиение младенцев! — вопил Кон. — Где-то надо устроить избиение младенцев! А то будет чего-то не хватать!
— Телевизор в каждом номере!
— Королева Помаре, встречающая на коленях первых миссионеров!
— Епископ Мартен, омывающий язвы Гогена на смертном одре!
— Покаяние жандармов Шарпийе и Клаври!
— Высокопоставленные лица из администрации острова, несущие гроб Гогена!
— Да просто похороны Гогена, черт побери! На государственном уровне… А прах прямо в Пантеон…
— Пастер, открывающий пенициллин…
— Взятие Бастилии галлами!
До того как поселиться на Таити, Кон думал укрыться на каком-нибудь пустынном островке архипелага Туамоту. Но у него был хорошо развит инстинкт самосохранения. На необитаемом острове ненавистное человечество было бы представлено только им самим — он оказался бы в ситуации скорпиона, которому некого жалить, кроме самого себя.
Чуть покачивая головой, высоко взметнув маленькие брови, Бизьен вращал глазами, словно в поисках подходящего места для гильотины. Он переводил дух. Вердуйе не мог прийти в себя и сидел словно громом пораженный. Какое-то экзотическое насекомое с жужжанием билось о стекло, как самая обыкновенная муха.
Кон чувствовал, как зарождается новый культ — культ туризма, великая жизненная основа которого состоит в том, что убийца всегда возвращается на место преступления, но на сей раз берет с собой жену и детей.
Посреди Диснейленда Кону виделся возмущенный, испуганный, убегающий прочь Христос, преследуемый организаторами культурного фестиваля: они гнались за ним с пластмассовым крестом, на удивление легким, пытаясь ему втолковать, что распятие будет чисто символическим, тем более что профсоюзные законы не позволяют держать Его на кресте больше восьми часов в день. Его будут кормить, поить, он будет пользоваться социальными льготами, и единственное, о чем его просят, — это побыть как бы Христом, как бы распятым на как бы кресте в грандиозном парке с культурно-историческими аттракционами. Но Христос от них ускользнул и нашел убежище в чьем-то сердце на Таити: он проводил сидячую забастовку и наотрез отказывался работать; любое упоминание о делах Человека или о готическом искусстве приводило его в бешенство.
Кон, стоя спиной к окну, с удовольствием курил гаванскую сигару.
На Вердуйе было больно смотреть. Он затравленно озирался, разрываясь между негодованием и боязнью оказаться в стороне от туристического бума, и со своей рыжей шевелюрой и обиженным выражением лица был действительно похож на Ван Гога — в те минуты, когда продавцы картин советовали Ван Гогу сменить манеру, чтобы его работы не так «шокировали хороший вкус».
— Вы даже не понимаете, что вынуждаете меня поступиться своей творческой манерой! Я пишу, как Гоген, не могу же я взять и за один день отречься от себя самого!