«Поворот все вдруг!». Укрощение Цусимы
Шрифт:
– Степа, что за дела? – заворчал Рожественский, когда в адмиральском салоне они остались с Макаровым наедине.
– Ты хорошо все расслышал?
– Ну да. Минного флота у японцев впереди до дури. Проломим… Подойдем засветло, вызовем из Артура миноносцы. Навешаем им по шее опять…
– Того не сомневается, мы пойдем в Порт-Артур. И чтобы причинить нам максимальный урон, выложится по полной. Это его последняя подстраховка. Зачем давать ему последний шанс?
– Да брось, Степа, снесем. Вызволим Артур.
– Я тоже до конца сомневался. Но мы уже не имеем права рисковать сегодняшней победой.
–
Макаров подошел к товарищу, поправил подушки.
– Ты уж извини, Зиновий, но я тебя сейчас велю нести в лазарет.
– А-а… – отмахнулся Рожественский.
– А напоследок скажу так: Порт-Артур с сего дня стал местом действия второстепенным. Честь и хвала его защитникам. Но пора рубить корни, по которым питаются войска Ойямы. Может, нам и делать-то уже ничего больше не придется. Одним фактором присутствия обойдемся. Но флот должен у нас в этих водах оставаться такой, чтобы никто и пикнуть не посмел.
– Давай, – в макаровском стиле пробурчал Рожественский.
– И потом, Зиновий, – покачивая головой, проговорил Степан Осипович, – я не хочу взлететь на воздух вместе с броненосцем от случайной минной банки где-нибудь перед внешним рейдом Порт-Артура…
38
Глухой ночью на 29 июля японский разведывательный крейсер «Сума» открыл у юго-западной оконечности побережья Кореи неопознанный силуэт большого корабля. Командир крейсера капитан-лейтенант Миядзава, предполагая, что видит один из поврежденных в дневном бою русских броненосцев, приказал произвести на корабль торпедную атаку. Приготовили минные аппараты. Пользуясь темнотой и соблюдая полную светомаскировку, «Сума» бесшумно лег на боевой курс. Миядзава уже готовился сделать залп, представляя, как добьет искореженного великана торпедами с дистанции в несколько кабельтовых, когда с борта броненосца кто-то отчаянно засигналил обычным фонарем.
Узкие глаза Миядзавы округлились, он кинулся проверять по сигнальным книгам, правильно ли разобрал увиденное. Проклятье! Ошибки быть не могло: свои позывные перед «Сумой» показывал флагман японского флота – эскадренный броненосец «Микаса». Миядзава едва успел скомандовать отбой минной атаке.
«Сума» вплотную подошел к борту броненосца. С мостика своего крейсера Миядзава рассмотрел корпус флагмана. Неудивительно, что Миядзава не признал собственный броненосец! Перед ним возвышалась огромная бесформенная гора металлических обломков, заключенных в проломленные борта, непонятно каким образом до сих пор державшаяся на поверхности моря.
Миядзава поднялся на «Микасу». Его встретил начальник штаба адмирала Того капитан 1-го ранга Симамура. Голова Симамуры была туго перебинтована, на повязке – запекшаяся кровь. Рукав кителя оторван, левая рука на перевязи. На вопрос Миядзавы, здесь ли адмирал, был дан положительный ответ.
Офицеры прошли по палубе броненосца. Она была безлюдна. Пейзаж вокруг напоминал индустриальные окраины города Осаки, откуда был родом Миядзава, если бы те подверглись немыслимо жестокой бомбардировке и все внутренности фабрик вышвырнуло бы
Прямо через пролом в палубе вели вниз обломки трапа. Спустились в центральный пост броненосца. На устилавших пол циновках лежал адмирал Того. При нем находился штаб-офицер Акияма. Кроме него и Симамуры, оставшихся в строю на «Микасе» офицеров больше не имелось. Тяжело раненного на втором часу дневного сражения японского командующего в бессознательном состоянии перенесли на «Суму». В командирской каюте крейсера Хейхатиро Того пришел в себя. Лицо его казалось вылепленным из желтого воска. Того поглядел на почтительно склонившегося над ним Миядзаву. Пересохшие губы адмирала прошептали только одно слово:
– Зачем?..
Лучше бы он умер в этот роковой для империи Ямато день. А теперь… Теперь японское вступление в международную политику надо переписывать заново. За столом переговоров с Россией. Это уже свершившийся факт.
Хейхатиро обреченно прикрыл глаза и отвернулся к выкрашенной матовой краской стене каюты. Миядзава отвесил глубокий поклон и оставил командующего в одиночестве…
Через несколько часов вызванные по беспроволочному телеграфу с «Сумы» броненосные крейсера Дэва взяли на буксир обезображенный остов «Микасы». Оставляя море русским, японский Объединенный флот кратчайшим путем уходил к своей базе Сасебо на Японских островах.
39
К вечеру 29 июля 1904 года русский флот подошел к острову Квельпарт. Угольщиков так и не встретили. Впереди тяжелыми валами перекатывались воды Корейского пролива. В него вступили ночью, выбрав для прохождения западный рукав. Огней не открывали. Справа в темноте проплыли гористые очертания острова Цусима. Опять опасались минных атак. Однако вопреки ожиданиям ночь прошла спокойно. На рассвете 30 июля встретили шедший из Фузана в Шанхай немецкий пароход. С него сообщили последние новости: японский флот вернулся в Сасебо; крейсера Скрыдлова имели столкновение с отрядом Камимуры; Энквист пришел в Циндао, германскую военно-морскую базу на Дальнем Востоке.
– Зачем он поперся к немцам, ливонская его душа? – ворчал в адрес Энквиста Рожественский. Зиновия Петровича вынесли на верхнюю палубу «Ретвизана» подышать свежим воздухом. Он полулежал в шезлонге, укрытый пледом. Рядом прохаживался Макаров.
– У него же скоро истечет время стоянки согласно международному праву. И куда он теперь сунется? Придется интернироваться и разоружаться.
– Да, мог бы и поискать нас после боя, – задумчиво произнес Макаров. – Видать, побоялся.
– Родионов вон на «Нахимове» не побоялся, – сурово прогудел Рожественский. – Эти две богини, прости Господи, «Диана» с «Авророй», вечно чего-нибудь учудят…
– Пусть интернируется, – махнул рукой Макаров. – Это уже ни на что не влияет. Заберем их у немцев после войны – да и вся недолга…
Перед скалистым островом Дажелет установили контакт по беспроволочному телеграфу с кораблями Скрыдлова. А во второй половине дня благополучно соединились с отрядом владивостокских крейсеров. Над Японским морем долго гремело дружное раскатистое «ура», разносимое ветром с русских судов.