«Поворот все вдруг!». Укрощение Цусимы
Шрифт:
– Держи. – Подполковник протянул унтеру несколько ручных бомбочек. Кивнул в сторону японского пулемета: – Я прикрою.
Тот молча кивнул, скинул с плеч торбу и закатал рукава.
– Давай винтовку, – это уже Веточкину.
Петя заозирался, выдернул из-под ближайшего убитого трехлинейку. Подполковник передернул затвор, кивнул унтеру:
– Давай.
Петя снизу видел, как оба вскочили одновременно. Подполковник выстрелил и тут же передернул затвор снова. Унтер выкатился на обратную сторону нашей траншеи и быстро пополз между камней, обходя японских пулеметчиков сбоку. Второго винтовочного выстрела Петя ждал очень долго. Подполковник встал
– Ты где шляешься? – Рядом с Веточкиным возник Егор Шолов.
Петю за рукав притащили в новое пулеметное гнездо, пнули к ящику с патронами, швырнули в грудь пустые ленты:
– Набивай!
Не прошло и получаса, как японцы полезли опять. Отбились, кое-где штыками. Забросали отступавшего врага ручными бомбочками. Ленты кончались со сверхъестественной быстротой.
Шолов вышвырнул из котелка остатки пищи. Кинул посудину Пете:
– Мочись сюда!
– Чего?
Матрос повернул к Пете злое лицо, объяснил с раздражением, но медленно:
– Надо охладить пулемет. Писай в котел и передавай дальше. Аккуратно.
Непонятно чего смущаясь, Веточкин расстегнул шаровары. Минут через десять Пете вернулся на половину заполненный теплой жидкостью котелок. Шолов осторожно принял драгоценную влагу, залил в кожух. Схватил проползавшего мимо парня за штанину:
– Патроны! Много. И воды.
По ответу «угуть» Веточкин признал стрелка, приносившего им завтрак. Не дожидаясь окрика «набивай», Петя принялся сгребать со дна ящика остатки патронов и вставлять их в брезентовую ленту. Перед бруствером еще несколько раз ухнуло. В окоп сыпануло землей и камнями. Прополз на боку подносчик, волоча за собой ящик с патронами, пристегнутый поясным ремнем. Снял с себя две наполненные деревянные баклаги на ремнях. Посмотрел на свое располосованное бедро и быстро намокающие штаны. Констатировал:
– Отбегался.
Петя с Шоловым перевязали раненого, уложили в нишу. Веточкин откупорил баклагу, собираясь попить, но тут же получил от Егора кулаком в зубы:
– Положь! Для аппарата.
Из-за поворота траншеи возник поручик Жилов. В одной руке окровавленная шашка, в другой – револьвер. Сел рядом с ними, воткнул шашку в землю. Откинул барабан, высыпал стреляные гильзы и начал заряжать по новой.
– Ну как вы тут?
– Хреново, – процедил Шолов. – Еще одна-две атаки, и покатимся колбаской по Малой Спасской.
Жилов устроил перекличку. От роты осталось пятнадцать человек. Всего на батальон сорок два штыка и один исправный пулемет. Патронов в обрез. Офицеров больше нет. Жилов принял командование. До темноты ни патронов, ни подкреплений ожидать не приходилось.
– На! – Шолов протянул Веточкину заточенную саперную лопатку. – В рукопашне пригодится. Бей под нижнюю челюсть.
Петя сунул лопатку за ремень.
Следующей атакой их
– Нехорошо, – говорил Шолов Пете, проверяя и распихивая по карманам ручные бомбочки. – Аппарат надо вернуть. Исправим.
Не давая японцам закрепиться на новом месте, Жилов поднял в атаку человек двадцать – двадцать пять. Веточкин и Шолов целенаправленно бежали отбивать свой пулемет. Петя помнил, как бежал, размахивая лопаткой, как бил ей какого-то отчаянно визжащего японца. И бил не под челюсть, а куда придется: по голове, ушам, плечам, по шее. А тот пытался закрываться винтовкой и все кричал. Так противно. А потом Петя попал ему по горлу, и брызнула во все стороны кровь. И сразу вспомнил, что надо бить под челюсть, и начал это делать, и кровь хлестала на руки, а японец уже хрипел, продолжая закрываться винтовкой. Кстати, кто сказал, что у них глаза узкие и маленькие? И никакие они вовсе не раскосые. Таких широко раскрытых бархатистых карих глаз Петя у японца увидеть никак не ожидал. Веточкин почему-то никак не мог ударить по этим глазам. Он продолжал тыкать японцу лопаткой в горло. Бил-бил и убил его.
Позицию вернули и даже закрепились на ней. А Петя отполз от убитого им японца и долго блевал на четвереньках. Потом взял какую-то тряпку и стал вытирать ей рот. Это оказалась портянка с ноги заколотого стрелка, которого уже успели разуть. И Петя блевал опять, теперь уже утираясь подолом косоворотки. Чтобы больше так не ошибаться.
– На, попей, – протянул ему баклагу Шолов. – Можно. – Егор радовался, что японцы не успели ни унести, ни испортить пулемет.
– Ща починим.
Через несколько минут Петя услышал «набивай». В этот момент Веточкину показалось, что он сойдет с ума. Или что уже сошел.
К ним опять пробрался Жилов. Привалился к стенке, повторил прежнюю операцию по перезаряжанию револьвера. Сказал, что поступил приказ полковника Третьякова: собрать оружие, боеприпасы и с наступлением темноты отходить на запасные позиции.
– Резервов не будет. В полку не более двух сотен штыков. Нам не удержать прежний участок.
Ночью скрытно перебрались на заранее приготовленные позиции. Веточкин похлебал впотьмах какой-то баланды. И даже прикорнул часа полтора, скрючившись в окопчике.
Вместо «доброго утра» Петя услышал за бруствером вопли «банзай!» Видимо, японцы подобрались скрытно на рассвете и вырезали наше боевое охранение. Веточкин протер глаза, огляделся. В траншее шла рукопашная. С фронта подходили новые японские цепи. Но и к нам спешило подкрепление численностью не меньше полуроты. Противники приняли друг друга в штыки. Дрались стенка на стенку, только не до первой крови, а до смерти.
– Та-та-та-та, – завел свою адскую машинку Шолов, отсекая японскую пехоту длинными очередями.
Прямо над Веточкиным рубился на бруствере с японским офицером поручик Жилов. Левая рука Жилова была вся в крови и болталась, как плеть. Японец, заходя слева, несколько раз рубанул Жилова саблей по предплечью, но в этот момент поручик успел подцепить противника кончиком шашки. Японец потерял равновесие и полетел спиной в окоп прямо к Веточкину. Петя даже не успел задуматься. Только зажмурился в последний момент, опуская с короткого замаха лопатку заточенной гранью на бледное скуластое лицо.