Повороты судьбы. Часть 1. Рыжая
Шрифт:
– МИЛЫЙ, ЧТО ДЕЛАТЬ??? – Наташа упала на колени подле сбитого мужчины, близоруко всматриваясь в его безжизненные черты лица.
– ОН МЕРТВ, СОВСЕМ МЕРТВ!!! – запричитала она, трогая дрожащей рукой липкую, горячую лужицу крови, образовавшуюся около его головы. – ЭТО КРОВЬ, ГЕРМАН!!!!!
–Заткнись! – рявкнул Герман, одной рукой застёгивая пальто, а второй выбирая из записной книжки мобильного телефона нужный номер. – Говорил тебе, вызовем такси, так нет, ей рулить охота, дорулилась?
– Миленький.. – губы Наталии задрожали и она заплакала, тоненько, с подвываниями, всхлипывая и причитая: – ты же выпил, а я не пила, ты же сам купил мне права!!! Он мёртв, я сбила его, сбила….
Соболев, залепив ей отрезвляющую пощёчину, отчего голова девушки мотнулась набок, и заговорил в мембрану мобильника, чётко, отрывисто, словно распоряжения отдавал:
– Герман Соболев беспокоит, здорОво!! Любовница сбила мужика…. Да, без вариантов, труп… Нет, на моей точиле! Я не должен фигурировать в этом деле, я баллотируюсь в депутаты, на хрен мне это… В районе Северного проспекта!! Адрес? Это рядом с магазином «СемьЯ»! Всё, отбой!
Соболев сунул сотовый аппарат в карман и, бесцеремонно схватив любовницу за руку, буквально зашвырнул в салон джипа на пассажирское место.
– Сам поведу!
Всю дорогу до дома Соболева они ехали молча. Каждый из них был погружен в невеселые мысли, размышляя над сложившейся ситуацией. Наташа, изо всех сил стараясь не разреветься, машинально грызла длинный ноготь, обглодав добрую половину декоративного лака, а Герман сосредоточенно следил за дорогой, проклиная про себя и свою любовницу-секретаршу, за то, что ему пришлось как закоренелому преступнику, сматываться с места преступления. Мимо мелькали фонари, витрины магазинов, чьи редко освещенные окна домов говорили о том, что добрая половина жителей Северной Столицы спит и видит безмятежные сны.
Соболев впервые за тридцать пять лет попал в такую ситуацию, и теперь внутри весь клокотал об бешенства, сгорая от желания придушить нерадивую любовницу. Чувство к Наташе, которое та по ошибке принимала за любовь, Соболев характеризовал одним лишь словом «удобство». Ему было удобно с ней: молодая, горячая, сексапильная, всегда под рукой, не требующая больших финансовых затрат, любящая его без памяти, Марковская Наталья Евгеньевна являлась неотъемлемым атрибутом в жизни преуспевающего бизнесмена, и выполняла для него простую функцию красивой вещи, как золотой «Роллекс» на его запястье. Соболеву импонировала, что она умеет подать себя в обществе, приковывая к себе взгляды, смотрит ему в рот, а, самое главное, не тащит под венец, или на худой конец в ЗАГС, ибо женитьба на девушке подобного плана не входила в планы расчетливого Германа. Ему, как будущему муниципальному депутату Санкт-Петербурга, его имиджмейкер в спутницы жизни пророчил девушку из интеллигентной семьи, породистую, с хорошей родословной, домовитую, способную сыграть верную спутницу жизни при муже политике, а Наталия же соответствовала стандартам тех кругов, в которых вращался непосредственно сам Герман Соболев. Наташа была его постельной игрушкой, тогда как в планы самой девушки входило в скором времени женить на себе обеспеченного красавца, ибо лучшей партии для себя, нежели владелец сети туристических агентств «Солнечный ветер», она и не представляла.
Тридцатисемилетний Соболев считался одним из завидных холостяков Питера, хотя и слыл изрядным сердцеедом, но это не пугало, а напротив лишь подзадоривало Марковскую. Если Герман считал ее пустышкой, довольствующейся положением секретарши-любовницы, то Наталья строила долго идущие планы на своего работодателя и умело расставляла капканы, один из которых был простым и по ее мнению самым беспроигрышным вариантом, а именно беременность. Поставив цель в недалеком будущем забеременеть от Германа, предприимчивая девушка сняла спираль, и ее богатое воображение уже рисовало ей радужные перспективы их счастливой семейной жизни, сопровождаемые выворачивающими душу звуками свадебного марша Мендельсона. Наталия, этим летом которой исполнилось двадцать пять лет, не планировала всю жизнь просидеть в приемной у Германа. Единственной преградой на пути к осуществлению ее планов была дочь Соболева Маша, с кем Марковская не смотря на свои старания, так и не нашла общий язык. Соболев однажды уже был женат, но его супруга, подающая надежды балерина, оказалась совершенно не приспособленной к семейной жизни, потому как на первом месте для Нинель была карьера, а потом уже муж и дочь. Герман, вопреки прогнозам со стороны друзей, едва лишь их брак дал первую трещину, удивил и себя и Нинель, заявив, что бывшая жена вольна строить свою карьеру как ей вздумается, но при одном условии: годовалая Маша останется с ним. Нинель своё будущее ставила превыше семейного счастья, поэтому по истечению трех месяцев, полностью вымотав Соболеву нервы, ведя непримиримую борьбу за дочку, приняла выдвинутые им условия, после чего с приличной компенсацией улетела со своей труппой в Париж, тем самым навсегда отказываясь от дочери. Маленькая Маша стала для Соболева смыслом его жизни. Он души не чаял в дочери, и теперь, едва лишь он подумал о том, какие именно последствия может повлечь эта трагедия на дороге, виновницей которой оказалась его секретарша, то почувствовал, как в глубине его души поднимается слепая ненависть к белокурой Наталье, сидящей рядом с ним на сидении джипа. Соболев покосился на любовницу: неподвижная, бледная как мел, она смотрела на дорогу, положив руки на колени, будто школьница. Герман подумал о том, что Звягинцев Александр Вениаминович, первый заместитель начальника управления внутренних дел по Калининскому району, начальник криминальной полиции, отец его лучшего друга Юрки Звягинцева, с которым они сидели еще за одной партой в первом классе, утрясет этот вопрос. Правда, горечь, образовавшаяся во рту, тугим комком подступала к горлу, и он едва сдержался, чтобы не врезать собственной секретарше, продолжавшей с видом древнеегипетской мумии таращиться стеклянным взглядом в окно.
Он трижды проклял себя за то, что пошел на поводу у Наташи, отпустил своего водителя, и единственное, что ему хотелось больше всего на свете в данный момент, это забыться беспробудным сном, надравшись до поросячьего визга.
В роскошной квартире Соболева в престижном жилом комплексе «Олимпийская деревня» с видом на Малую Невку, где он жил со своей дочерью, ее няней и приходящей домработницей, Наталья Марковская была не очень частым гостем, и когда Соболев парковал джип в подземный гараж, нарушил молчание, веско процедив, не глядя на любовницу:
– Постарайся не шуметь!
– Хорошо, милый… – прошелестела Наташа, немного приходя в себя.
– Герман, я…-
– Говори тише, Маша спит! – резким шепотом одернул ее Соболев, пропуская вперед себя, открывая дверь в квартиру и стряхивая с воротника пальто не успевшие растаять снежинки.
– Хорошо! Прости! – прошелестела Наташа, щелкая выключателем в квартире Соболева. Мягкий свет озарил прихожую, тенью мелькнул неясный силуэт, из-за шкафа выскочила прелестная темноволосая девочка и с радостным визгом: «Папочка!», высоко подпрыгнув, повисла на шее у Германа, который, успев нагнуться, подхватил дочь, подхватывая ее на руки.
– А я увидела твою машину, папочка!
– Ты почему не спишь, бандитка? – насмешливо спросил Соболев, улыбаясь глядя на дочь. Наталья, сдерживая недовольный вздох, закрыла входную железную дверь, сердито хмуря брови: все ее надежды на то, что дочка любовника спит, не оправдались и теперь, вместо того, что бы утешать ее, Соболев будет полночи укладывать свою взбалмошную семилетнюю дочку.
– Герман Андреевич, прошу прощения, Маша не желала засыпать без Вас! Дежурила у окна! – виновато оправдывалась домработница, моложавая женщина лет тридцати пяти, поспешно вбегая в прихожую, заглядывая в глаза Соболеву.
–Маруся, – придал тону строгость Герман, ссаживая девочку на пол. – Час ночи, накажу!!!
– А вот и нет, а вот и нет! – Маша радостно хихикала, подпрыгивая на месте от нетерпения, – Мне не спалось, папочка, мне снился сон! Тот самый, про Белого Волшебника из Города Грез, помнишь, ты рассказывал мне сказку?
– МАРУСЯ!!! Быстро в постель! – прикрикнул Герман, поднимая на няню суровый и надменный взгляд.
– Герман Андреевич, простите!!! – домработница, забежав за спину к Соболеву, стала снимать с него пальто, опережая Наталию, задетую невниманием Маруси, ставшим для нее таким привычным. Девочка в упор не замечала отцовскую пассию, удостаивая ее лишь вежливых «здрасти» и «до свидания», которыми она снисходила до нее под ждущим взглядом отца. Собственно говоря, отношения у Наталии не заладились не только с малышкой, но и с домработницей, в которой она видела потенциальную соперницу, беспочвенно ревнуя любимого мужчину к прислуге.
– Позже, Оля, поговорим! – отчеканил Герман, сбрасывая пальто на руки Ольге, точно так же забывшей, как и Маруся, поздороваться с любовницей босса.
– Что ты мне принес, папочка??? – Маруся, привстав на цыпочки, нахально, с любознательностью первооткрывателя и со вседозволенностью единственного ребенка, полезла к нему в карманы пиджака, исследуя их как заправский кладоискатель.
– Почему босиком??? МАШКА!!!
– Герман Андреевич, да разве она будет слушаться? Маша такая своенравная!!