Повседневная жизнь Арзамаса-16
Шрифт:
Тогда в Совет министров СССР от руководителя объекта генерал-майора П. М. Зернова поступила информация о невыполнении постановления, подписанного Сталиным. Небывалый по тем временам прецедент, и «исчерпан» он был очень быстро. Командир полка С. Е. Гончаров не только получил новое распоряжение командования войск о немедленном взятии зоны объекта под охрану с лагерным несением службы, но и «заработал» на свою голову специальную комиссию.
6 июня 1947 года члены комиссии, куда входили начальник войск МВД СССР по охране особо важных объектов промышленности и железных дорог генерал-лейтенант Сироткин, заместитель начальника отдела «К» МГБ СССР полковник Свердлов, начальник КБ-11 генерал-майор Зернов, заместитель уполномоченного Совета министров СССР по КБ-11 Рукавицын и, наконец, сам подполковник Гончаров, подписали акт о взятии периметра зоны объекта под охрану.
Начали форсированно прорубать в лесном массиве просеки шириной 25 метров. В помощь был привлечен саперный батальон. Параллельно началось сооружение ограждения периметра, сторожевых вышек, контрольно-пропускных пунктов. Были возведены четыре контрольно-пропускных пункта.
27
Советский атомный проект. С. 85.
Первыми жертвами секретности оказались некоторые люди, жившие здесь ранее. Большинство жителей, работавших на заводе, остались в этих местах, «потеряв», правда, название своего местожительства. Но часть населения еще до принятия решения Президиумом Верховного Совета РСФСР в конце июня того же года приказом начальника объекта, опиравшимся на постановление Совета министров СССР от 19 июня 1947 года, стала выселяться из расположения закрытой зоны. В списки отселяемых попали 502 человека (121 семья и 24 одиноких) по следующим мотивам: не внушают политического доверия, были осуждены в прошлом за уголовные преступления, являются выходцами из враждебных классов или не занимаются общественно полезным трудом [28] . Среди отнесенных к неблагонадежным числились и не заслуживающие подобных мер люди. Однако в тот период, при всей антигуманности подобной меры, они не стали «выброшенными людьми». Особым распоряжением правительство обязало Совет министров Мордовской АССР возместить отселяемым лицам стоимость жилых домов и хозяйственных построек, оставленных ими в зоне объекта, оплатить расходы переезда (280 рублей на человека) до нового места, выдать ссуды сроком на 7 лет размером 5 тысяч на каждую семью. Переселенцев обеспечили транспортом, необходимым количеством железнодорожных вагонов для перевозки имущества и скота, а также строительными материалами. На период переезда для животных безвозмездно был выделен зернофураж [29] .
28
Там же, С. 86.
29
Советский атомный проект. С. 86.
Данное решение, касающееся судьбы переселенцев, не было единственным. За ним в ноябре 1947 года последовало еще одно распоряжение, подписанное заместителем председателя Совета министров СССР В. Молотовым, обязавшее Министерство заготовок СССР отпустить в распоряжение Совмина Мордовии 17,5 тонны зерна продовольственных культур для последующей его выдачи колхозникам, отселенным из режимной зоны объекта, в возмещение несобранного ими урожая с участков, оставленных на территории объекта.
Разумеется, полностью компенсировать потерю обжитых в течение не одного десятка лет мест трудно, если не невозможно. Но сделано было, несмотря на тяжелое послевоенное время, для этих людей немало. Опять же невольно напрашиваются сравнения с девяностыми годами, когда государство в мирное время и не подумало о каких-либо компенсациях за утрату не просто имущества, а собственности миллионов людей, созданной десятками лет напряженнейшего труда.
Название исчезло, но называть как-то все же надо. На первых порах во всех документах официальной и деловой переписки, которая носила абсолютно секретный характер, фигурирует КБ-11, но уже с осени 1946 года и это обозначение полностью пропадает, так же как и название самого поселка. Уполномоченный КГБ П. Я. Мешик особым распоряжением строжайше запретил даже упоминать прежнее историческое название [30] . И постепенно название «поселок Сарова» кануло в небытие. Разумеется, люди, жившие в округе будущего ядерного центра, прекрасно знали, что слово напрочь исчезнуть не может. Но за этим словом теперь стояло что-то неизвестное, запретно-опасное, поэтому о нем старались вообще не говорить. Сами же обитатели объекта привыкли к тому, что они живут то ли на «базе», то ли в «конторе», то ли в «ящике», в общем не на Большой земле. Первыми кодовыми обозначениями были «Объект-550» и «База-112». С весны 1949 года было введено новое условное наименование — «Приволжская контора Главгорстроя СССР». Оно держалось довольно долго, имело несколько вариаций — «Склад Главгорстроя», «База Главгорстроя», но чаще всего использовалось слово «контора». А параллельно с ним — разнообразные «почтовые ящики», номера которых постоянно менялись, 49, 51, 214… 975… Объяснялось это непостоянство вполне сознательным стремлением обеспечить полную территориальную анонимность КБ-11. И, надо признать, эта цель была достигнута.
30
Там же. С. 85.
В дальнейшем, по мере роста города-объекта, он приобретал новые названия. Самое первое, не состоявшееся по невыясненным причинам, — Ясногорск, потом был Кремлев. Последнее и стало официальным названием города, хотя и не упоминаемым, и сохранилось вплоть до 1990-х годов. Для практических целей остановились на использовании названия недалеко расположенного, вполне «легального» Арзамаса. Но к нему добавилось числовое обозначение. Первым был Арзамас-75. Величина «добавки» имела объективное основание, объект находился в 7 5 километрах от подлинного Арзамаса. Затем «75» сменили на «16». Почему именно это число привлекло внимание спецслужб, трудно сказать. Главное было создать видимость, что объекта вовсе нет, а есть одно из почтовых отделений в старинном русском городе Арзамасе. Поскольку город этот небольшой, то и почтовых отделений там не должно быть много. Вот и выбрали число не более второго десятка.
Как бы там ни было, но именно с этим именем — Арзамас-16 — ядерный центр страны стал известен всем в эпоху гласности. Однако традиция анонимности до сих пор жива. Нередко и в наши дни жители Сарова — Арзамаса-16 — Кремлева называют место, где живут, просто «Город». И всем посвященным ясно, что речь идет о городе, куда любому желающему просто так попасть невозможно.
Если не принимать во внимание эту, специфически отечественную эпопею с названием, режимная служба объекта складывалась примерно так же, как в любой другой стране, желающей защитить свои секреты. Было утверждено «Временное положение об охране объекта № 550» [31] . Начальнику объекта в целях установления твердой дисциплины среди всего населения в части выполнения требований секретности предоставлялись дисциплинарные права командира дивизии. Фактически это означало, что каждый в зоне объекта приравнивался к военнослужащему этой виртуальной дивизии с подчинением своему командиру. Прием на работу в КБ-11 и в строительную организацию производился только после соответствующей проверки будущего работника органами госбезопасности. Проверяли, как говорится, до «третьего колена». Любое сомнение в благонадежности человека закрывало для него ядерный объект. Были исключения ради дела, но они скорее подтверждали правило. Режим накладывал серьезные ограничения на права человека, закрепленные в советской конституции. Сотрудники, не имевшие соответствующей формы пропуска, могли выехать за пределы зоны даже по служебным делам только по разрешению местного представителя МГБ СССР. По личным делам выезд разрешался в исключительных случаях. Отпуска были запрещены, вместо них полагались денежные компенсации. Для личной переписки был введен специальный почтовый ящик Главпочтамта Москвы. Долго существовал такой адрес для переписки: «Москва, Центр-300». Сопровождение и доставка всей входящей и исходящей корреспонденции осуществлялись только фельдсвязью МВД СССР.
31
Советский атомный проект. С. 89.
Следующим шагом для осуществления пропускного режима в запретную зону и выхода за ее пределы стало создание в июне 1947 года военной комендатуры и бюро пропусков. Деятельность этих служб была жестко регламентирована «Временной инструкцией о порядке пропуска в закрытую зону объекта». Вводилось несколько видов пропусков — постоянные и временные. Первые выдавались только руководящему составу объекта, строительного подразделения и оперативному составу МГБ и МВД Подписывал их исключительно начальник объекта. Вторые, временные пропуска выдавались всем работавшим на территории зоны, но проживавшим за ее пределами; или работавшим вне объекта, но проживавшим на его территории. Их подписывало официальное лицо более низкого ранга — начальник бюро пропусков. Но разрешение давал тоже один из руководителей или объекта, или строительного управления.
Исключений в пропускном режиме не было ни для кого. Под его нормы подпадали все, в том числе и военнослужащие, охранявшие объект. Перед Министерством государственной безопасности высшим руководством страны была поставлена задача не допустить ни малейшей утечки информации с объекта, тщательно проверить всех и вся, если они находятся в закрытой зоне или каким-то образом с ней связаны.
Особое беспокойство у руководства объекта, органов госбезопасности вызывало разглашение секретных сведений об объекте в устной форме. В течение 1946–1948 годов были изданы на объекте и присланы из Первого главного управления приказы, обращающие внимание всех сотрудников объекта на недопустимость «всякого рода болтовни о местонахождении и назначении объекта».
Так, 27 декабря 1946 года П. М. Зернов издал приказ, в котором говорится: «Приказываю: 1. И. о. начальника 1-го отдела Борискину С. В. предупредить в последний раз всех работников объекта, что объект имеет большое государственное значение, и за разглашение местонахождения и задач объекта виновные будут привлекаться к уголовной ответственности». С этим приказом знакомили под роспись всех работающих. Судя по всему, не все сумели строго выполнять эти приказы. Так, на 8 лет лишения свободы за разглашение сведений о работе ПГУ и объекта в 1948 году был осужден начальник Отдела капитального строительства объекта. В силу служебного положения он принимал от строителей готовые сооружения вместе с видными руководителями и учеными. Имел право в числе немногих руководителей объекта подписывать разрешения на печатание секретных документов. Сам расписывался на приказах о наказании «болтунов». Более того, он должен был сам вести разъяснительную работу среди сотрудников отдела, которым руководил. И он расписался в том, что такую работу провел.