Повседневная жизнь благородного сословия в золотой век Екатерины
Шрифт:
Одной из наиболее популярных с конца 80-х годов XVIII века была опера Далейрака «Нина, или Сумасшедшая от любви». Ее сентиментальный сюжет несколько десятилетий трогал зрительские души. Он прост: молодая девушка сходит с ума, узнав о гибели жениха. Не веря роковому известию, несчастная каждый день ждет любимого в саду замка. О том, как современникам понравился образ Нины, говорит тот факт, что ее роль исполняли три самые яркие актрисы-любительницы — Екатерина Нелидова, Екатерина и Евгения Долгоруковы, — вызывая у публики споры, чья работа лучше удалась. Если Нелидова представляла «безумную в бешенстве», Екатерина Долгорукова «была красавица придворная на театре», то Евгения играла «меланхолическое безумие, сохранявшее свою природную нежность» [367] .
367
Долгоруков И. М.Записки. Повесть о рождении моем, происхождении и всей жизни, писанная мной самим и начатая в Москве 1788 года в августе месяце на 25 году от рождения моего: 1764–1800. Пг., 1916. С. 164.
По удачному выражению завзятого театрала князя И. М. Долгорукова, спектакль «мог скипеть в минуту». Однако для аристократов, желавших поиграть «в театр», главным был процесс подготовки пьесы — репетиции, рисование декораций, создание костюмов, а также мелкие любовные интрижки, завязывавшиеся на импровизированных подмостках по ходу дела. Конечный результат их не слишком волновал. Редкая постановка доходила до премьеры. Тот вельможный «актер» оказывался в отлучке по делам службы, другой отправлялся в имения, третий болел, четвертую не пускал ревнивый муж. И хотя многие любители исполняли роли не хуже профессионалов, любительским был сам подход к спектаклю.
Домашние спектакли в Петербурге вошли в моду после того, как театральное мастерство стало одной из обязательных наук в Смольном Воспитательном обществе. Не случайно на картинах Д. Г. Левицкого, написанных в 1773 году специально к приезду Дени Дидро, воспитанницы Е. И. Нелидова, Е. Н. Хрущова и Е. Н. Хованская изображены исполняющими роли в спектаклях. Просветительская философия отводила театру особое место в воспитании подрастающего поколения. Вольтер писал Екатерине II о влиянии драматургов Корнеля и Расина на французов: «Эти люди обучали свою нацию мыслить, чувствовать и выражать свои идеи». Он советовал императрице воспользоваться примером театра для развития у учениц вкуса и необходимых в свете навыков: «Декламация, как трагическая, так и комическая мне кажется прекрасной. Она придает изящество духу и телу, образует голос, выдержку и вкус. В памяти сохраняются сотни страниц, которые впоследствии читаются при удобном случае. Это доставляет большое наслаждение в обществе».
Екатерина и сама была энтузиастом театра. С ее легкой руки представления вошли в программы учебных заведений — Шляхетского корпуса, Академии художеств, Московского воспитательного дома. Там разыгрывались комические оперы, ставились балеты и драматические спектакли. Занятия со смольнянками, в числе прочих приглашенных знаменитостей, проводил известный артист придворного театра И. А. Дмитриевский. На спектакли приглашались родственники воспитанниц, знатные придворные, сопровождавшие императрицу. Постановка оперы-буфф «Служанка-госпожа», где восходящая звезда Нелидова играла главную роль, даже удостоилась стихотворной оды А. П. Сумарокова:
Как ты, Нелидова, Сербину представляла, Ты маску Талии самой в лице являла, И, соглашая глас с движеньями лица, Приятность с действием и с чувствиями взоры, Пандольфу делая то ласки, то укоры, Пленила пением и мысли, и сердца.Соперницей Нелидовой была Наталья Борщова, она очаровывала зрителей пением и игрой в драматических постановках:
Борщова, в опере с Нелидовой играя И ей подобным же талантом обладая, Подобну похвалу себе приобрела, И в зрителях сердца ты пением зажгла.Совсем иначе дело обстояло в Первопрестольной. Яркую зарисовку московской театральной жизни, а вернее, нравов благородной публики дает Е. П. Янькова. В старой столице чурались частных «балаганов», а участие в любительских постановках считалось не вполне пристойным. Порядочные люди если и позволяли себе полюбоваться на «позорище», то должны были ездить к родственникам и знакомым, у которых имелись собственные труппы крепостных актеров. Покупка же билетов за деньги ставила московских дворян на одну доску с простолюдинами. Придя в зрительный зал, почтенная матрона могла оказаться рядом со шляпником или модисткой. Это, естественно, не нравилось благородным господам.
«В наше время не езжали так часто по публичным театрам, как теперь, оттого, что приличнее считалось бывать там, куда хозяин приглашает по знакомству, а не там, где каждый может быть за деньги, — писала Янькова. — У кого же из нас не было в близких знакомых людей, имевших свои собственные театры?» Посетив в 14 лет впервые театр Медокса, мемуаристка отметила, что зала была «очень грязновата, тесна и невзрачна». Считалось неприличным часто возить детей на представления. «Батюшка об этом судил очень строго: „Вырастут большие, успеют всего наглядеться, а то, как начнут спозаранок всюду разъезжать, скоро все надоест и прискучит. Теперь пусть сидят за грамоткой и за рукоделием…“ Я тоже своих девок не любила таскать по театрам и не хотела их везти до пятнадцати лет».
Янькова дает нелестную характеристику одному из первых содержателей частных театров в Москве — Мекколу Георгиевичу Медоксу (Меддоксу). Ошибочно считается, что он приехал из Англии в Россию в 1766 году по приглашению двора, чтобы преподавать математику наследнику Павлу Петровичу, но не справился со своим делом и подался на сцену в качестве фокусника. На самом деле Медокс был вызван в Петербург не как ученый, а как постановщик физических и химических опытов, которые и должен был продемонстрировать великому князю. После чего он организовал театр, в котором показывал различные технические новинки [368] . Через десять лет Медокс накопил денег, перебрался в Первопрестольную, где на паях с князем П. В. Урусовым взял на содержание театр и начал ставить спектакли в доме Р. И. Воронцова на улице Знаменской. После пожара в этом помещении он построил новое здание на Петровке.
368
Прянишникова М. П.Английский предприниматель М. Меддокс в России: новые материалы // Е. Р. Дашкова и эпоха Просвещения. М., 2005. С. 190.
«Содержатель театра Медокс был англичанин, как говорили, но я думаю, что из жидов, — писала Янькова, — большой шарлатан и великий спекулятор». В обширном саду за Рогожской заставой он устроил для публики вокзал (концертный зал), гулянья, представления на открытом воздухе и фейерверки. «Многие туда езжали… из общества средней руки, в особенности молодежь и всякие Гулякины и Транжирины. Между тем у Шереметева в Кускове бывали часто праздники и пиры, на которые мог приехать кто только хотел… Это барское гостеприимство и хлебосольство приходилось не по нутру жадному Медоксу, и он многим жаловался… Кто-то и говорит Шереметеву:
— Медокс, содержатель театра, плачется на вас, что вы у него отбиваете публику».
Характерен ответ Шереметева: «Скорее же это я могу жаловаться, что он меня лишает посетителей и мешает мне тешить даром людей, с которых он дерет горяченькие денежки. Каждый, кто ко мне пришел, тот мой гость, милости просим, веселись всякий, как ему хочется. Я весельем не торгую, а гостя своего им забавляю. Для чего ж он моих гостей у меня отбивает? Кто к нему пошел, может статься, был бы у меня» [369] . Симпатии Яньковой на стороне вельможи-мецената, а у хозяина коммерческого театра, зарабатывающего «горяченькие денежки», и тесновато, и грязновато. Словом, не для благородных людей.
369
Рассказы бабушки. Л., 1989. С. 152.