Повседневная жизнь Калифорнии во времена «Золотой Лихорадки»

Крете Лилиан

Люди сколотили себе в Калифорнии громадные состояния. Но никто, несомненно, не сделал этого быстрее Чарлза Вебера, потому что он не только спекулировал участками, но и с 1848 года нанял большое количество индейцев, которые разрабатывали его участки, и платил им одеялами, сарапе и украшениями ⁽²⁷⁾.

Другие были менее удачливы. Так, владения Джона Саттера, царька Новой Швейцарии, захватили бездомные люди, которых назвали скваттерами ^[23]. Он обратился в суды, но те объявили недействительными большую часть его прав собственности, и он вскоре лишился почти

всех своих земель. Говорили, что он якобы хотел превратить свой форт в центр снабжения приисков Севера. И в этом тоже потерпел крах. Недалеко по реке, там, где в 1848 году были лишь тенистые пастбища да несколько лачуг, в которых жили служившие ему люди, возник город Сакраменто, который и взял на себя роль такого центра.

Сакраменто

Экономический взлет Сакраменто был молниеносным. «Цена участков здесь выше, чем в Сан-Франциско», — отмечал Бейар Тейлор в 1849 году ⁽²⁸⁾. Сити Хотел — бывшая лесопилка, построенная Джоном Саттером, — приносил 30 тысяч долларов в год. Суточное питание в гостинице стоило 5 долларов, а в ресторанах — 20 долларов в неделю. Новая гостиница еще до окончания строительства была уже арендована за 35 тысяч долларов в год.

Здесь жили главным образом нью-йоркцы, а также люди из западных штатов. В городе был городской совет, свой устав, и там проходили разнообразные политические собрания. Выпускался также еженедельник «Плейсер тайме» тиражом 500 экземпляров.

Ежедневно работал конный рынок, своеобразие которого поразила Бейара Тейлора. Расположившийся под сенью огромного дуба, он был окружен палатками из голубой и белой парусины. Несколько дрожавших мулов да чахлые лошади стояли в конюшнях. «Сцена, открывавшаяся взору в разгар торговли, была довольно комичной. Единственными действовавшими здесь правилами торговли были прихоти тех, кто имел животных на продажу. Каждый продавец был сам себе аукционистом и лично расхваливал своих лошадей или мулов» ⁽²⁹⁾.

Тейлор не нашел счастья на рынке. Но владелец соседней таверны продал ему превосходную серую кобылу за 100 долларов. В другом месте он раздобыл «сносное» седло и уздечку за 10 долларов, чехол для седла и потник за 5, пару мексиканских шпор за 8 и попону за 12 долларов.

Сакраменто быстро разрастался. В 1852 году Форт Саттера включается в черту города. Были проложены дороги, пересекавшиеся под прямыми углами. Тридцать две улицы шли вдоль реки Сакраменто, причем Первая — по самому берегу. Перпендикулярные улицы обозначили буквами алфавита: А, В, С, D и т.д. Многие из них были обсажены дубами и платанами. К сожалению, самые прекрасные деревья золотоискатели вырубили на дрова для лагерных костров.

Население, по данным Эдуарда Ожера, выросло тогда до 40 тысяч человек ⁽³⁰⁾. Но цифра эта кажется сильно преувеличенной и без всякого сомнения включает не только жителей, но и приезжих. «Набережные загромождены бочками и ящиками, — пишет он, — и на протяжении больше четверти лье река запружена кораблями всех видов» ⁽³¹⁾. Постоянные рейсы пароходов связывали город с Сан-Франциско, а дилижансы, как челноки, возили пассажиров на прииски и обратно. В Сакраменто были театр, церковь, несколько хороших гостиниц с бильярдными залами,

барами, игорными комнатами и дорожками для боулинга. «Там можно видеть даже двух девушек, игравших на шарманке и тамбурине», — сообщает Франклин А. Бак ⁽³²⁾.

Театр был самым пристойным развлечением. Разумеется, публика его посещала не слишком избранная, но впечатлительная, и на каждом спектакле шумно выражала свои чувства.

В июле 1853 года сакраментский театр принимал знаменитую Лолу Монтес. Красавица Лола год назад отправилась в американское турне. Не устояв перед привлекательностью калифорнийской мечты, она завоевала Сан-Франциско, куда ее слава дошла раньше, чем она сама. Внимание поклонников привлекала ее красота, а не талант, так как танцовщицей она была посредственной. Она завоевала сердце редактора местного листка «Сан-Франциско Виг», и 2 июля в церкви миссии Долорес пастор благословил союз П. П. Хэлла и мадемуазель Лолы Монтес ⁽³³⁾.

Супружеская пара сразу же уехала в Сакраменто, где Лола выступала. Публика оказалась капризной. «Один вечер ее встречали шиканьем, освистывали, оскорбляли, на следующий день ей аплодировали, превозносили до небес те же самые люди», — писала газета «Альта Калифорниа». Освистанная в Мэрисвилле, Лола решила оставить сцену и обосновалась в Грас Велли, где и прожила до 1855 года.

Игра по-прежнему была главной страстью жителей Сакраменто. Здесь играли исступленно, а музыку любили даже больше, чем в Сан-Франциско, с которым современники его часто сравнивают.

«Город этот во многом превосходит Сан-Франциско, по меньшей мере внешне, — пишет Исаак Бейкер в своей газете. — В городе процветают игорный бизнес, строительство и аукционная торговля. "Особыми заведениями" в городе, как и в Сан-Франциско, являются просторные игорные дома, день и ночь забитые людьми, старающимися "пристроить" остаток своего золотого песка, и многочисленными зрителями… и хотя эта пестрая толпа состоит из людей с весьма разными темпераментами и настроениями, пьянство и ссоры здесь пока редки, и обычно царит полный порядок» ⁽³⁴⁾.

Со своей стороны Бак пишет, что «Сакраменто самый красивый и самый упорядоченный город штата… судя по количеству женщин и детей, которых я вижу в церкви и на улицах, я думаю, что здесь живет много семей». Да и сами джентльмены здесь образумились, и Бак констатирует, «что теперь его тоже не так часто можно увидеть в воскресенье пританцовывающим около какой-нибудь мексиканской сеньориты» ⁽³⁵⁾.

В 1853 году в Сакраменто было не меньше 129 баров на 19 драгсторов — торговых комплексов с набором разных услуг. И поскольку в нем теперь жили 370 купцов и промышленников, то и дома терпимости — процветали.

Угрожали городу не только безнравственность и насилие, не обошли его стороной и стихийные бедствия. Зимой 1849/50 года наводнение снесло палатки и хижины. Потом в 1851 году разразилась эпидемия холеры, и тела ее жертв часто без церемоний сбрасывали в бурные воды реки. В 1852 году пожар уничтожил 600 домов. А в 1853-м едва восстановленный город подвергся новому наводнению. После этого было решено построить плотину, и время, когда прохожие летом поднимали 30-сантиметровый слой пыли, а зимой на те же 30 сантиметров увязали в грязи, миновало.