Повседневная жизнь Москвы. Очерки городского быта в период Первой мировой войны
Шрифт:
Из проб коровьего масла, доставленного лазаретами, 5 оказались фальсифицированными примесью сала и хлопкового масла, и 2 – прогорклыми.
Станция произвела исследование 69 образцов фармацевтических препаратов, из которых 6 были доставлены лазаретами, а 63, предложенные различными поставщиками городскому аптекарскому складу, были переданы этим складом на станцию для определения доброкачественности. В числе проб имели опий, аспирин и проч.
Из всех этих проб 21 образец не удовлетворял требованиям.
Произведенное
Остается отметить, что сильнее всего продовольственный кризис ударил по той многочисленной массе москвичей, которая на протяжении военных лет едва сводила концы с концами. А вот «достаточные» классы еще имели запас прочности. Так, фабрикант Н. А. Варенцов вспоминал, что даже в начале 1918 года его семья не испытывала ни малейших лишений:
«Отсутствия продовольствия и повышения цен я еще серьезно не чувствовал, так мое именьице снабжало молочными продуктами, яйцами, птицей, окороками ветчины и соленым мясом; крупа, мука, сахар, кофе, чай, мыло менялось на мануфактуру, производимую фабрикой, где я работал».
Некоторое представление о меновой системе, действовавшей среди зажиточных москвичей, дает фельетон журналиста «Эля»:
«– Марья Степановна!
– Здравствуйте, душечка!
– Глазам своим не верю. Вы – и в театре?
– Вырвалась.
– Одна?
– Нескромный вопрос.
– Pardon! Я хотела спросить: сам-то с вами?
– Слава Богу, нет. Отправился в дальнее плавание. За кожами. Где-то, вишь, кожи объявились.
– Как я рада за вас! Ну, как живете?
– Какая нынче жизнь! Сами знаете. Ничего нигде не достанешь… Сплошное мучение…
– Да, да… кстати, душечка, выручите… Нигде не могу достать туфель приличных. Нельзя ли по знакомству у вас в магазине раздобыть?
– В магазине ничего нет. Приезжайте ко мне… как-нибудь обуем…
– Очень, очень обяжете… Я в долгу не останусь. Знаете, мне на днях кузен из Ржева гречневой крупы пять пудов прислал…
– Гречневой! Милочка, родная, какая вы счастливица! Если бы вы мне хоть полпудика уступили…
– Ну, конечно, уступлю… Вы меня обуете, я вас гречневой
Повседневная жизнь Москвы кашей досыта накормлю.
– Вот хорошо. А я вам в премию сахарку могу предложить…
– Сахарку! Да это ведь восторг что такое!.. На карточке сидя, не засахаришься…
– И какой сахар-то! Этот – карточный – меня просто из себя выводит… Не сахар, а булыжники, которыми мостовые мостят. Тот – пластинками, одна в одну…
– Ах, какая прелесть!.. Очень, очень благодарна вам, Марья Степановна!
– Валя с фронта прислал. У них там всего вдосталь…
– Не знаю,
– Еще бы не хочу! Где это вы умудрились?
– Железнодорожник один знакомый с сибирским экспрессом полтора пуда мне презентовал… Уж мы вот сколько времени жарим и печем… Замечательное масло…
– Возьму, обязательно возьму… А уж я, так и быть, уступлю вам сотню яиц… Да какие яйца… киевские! Иван Никитич на днях в Киеве был, там какую-то спекуляцию сделал, ну и прихватил с собой три ящика яиц…
– Душечка, дайте я вас расцелую. Моему Жоржу доктор прописал по утрам выпивать пяток яиц всмятку… А где их нынче достанешь?! Сплошная фальсификация… А я пред вами виновата… Мука у меня была… Капитолина Сергеевна как-то позвонила: ей откуда-то десять кулей привезли. Она мне куль и уступила… С хлебом теперь трудно, мы и печем дома. Почти всю муку израсходовали, и теперь мне прям неловко, что я о вас тогда не вспомнила.
– Не огорчайтесь, Нина Петровна. С мукой мы великолепно устраиваемся… И пустяки, в сущности, платим.
– Например?
– По сотне за мешок. У булочника Закачуева.
– Какая дешевизна… Дайте мне, милочка, адресок…
– В следующем антракте. Идемте садиться. Уж началось…
На сцене в это время изображались переживания населеВ. Руга, А. Кокорев ния, засевшего в осажденной крепости. Размалеванные статисты из-за картонных стен протягивали исхудалые руки и жалобно вопили.
Мария Степановна скорбно взглянула на Нину Петровну.
А Нина Петровна, откликаясь на этот взгляд, со вздохом молвила:
– Все равно, как мы с вами, несчастненькие…»
Этот фельетон был опубликован 23 февраля 1917 года. В тот день в Петрограде началась Февральская революция.
Жилищный вопрос
Всем доступно! Квартиро-канкан:
Не квартиры, ей-Богу, а сахар!
Восемь тысяч за старый диван,
Восемь тысяч за шахер и махер.
Саша Черный
В «Москве повседневной» мы довольно подробно рассказывали о сложившейся в начале XX века системе найма квартир и комнат. В первый год войны она продолжала действовать практически без изменений. Единственное, что ее отличало от довоенного времени, – к концу дачного сезона в городе наблюдалось непривычно большое количество свободного жилья. В августе 1914 года, при обсуждении вопроса о размещении в Москве раненых, газеты сообщали, что полиция обнаружила около 1500 пустующих квартир.
Однако ровно через год пресса отметила возникновение в Москве жилищного вопроса. Например, корреспондент «Утра России» писал о новом явлении: