Повседневная жизнь Петра Великого и его сподвижников
Шрифт:
Екатерина стала для Петра необходимой, о чем свидетельствуют его письма: «Приезжайте на Киев, не мешкав» (6 января 1707 года из Жолквы); «Для Бога, приеж-жайте скоряй; а ежели за чем невозможно скоро быть, отпишите понеже не без печали мне в том, что ни слышу, ни вижу вас» (20 марта 1708 года, из Петербурга).
Зимой 1711 года Петр I принял окончательное решение о вступлении в брак с Екатериной. Перед выездом из Москвы он призвал к себе вдовствующую царицу Прасковью Федоровну и своих сестер: родную Наталью и единокровных Екатерину и Феодосию — и «объявил им свое решение провозгласить Екатерину Алексеевну государыней, причем пригласил их оказывать будущей царице соответствующий почет, а также озаботиться, чтобы, в случае какого-либо несчастия с ним во время кампании, ей присвоены были почести, привилегии и доходы, подобающие вдовствующим государыням, как бы она действительно была его женой, хотя ему
Петр вынужден был отложить свадьбу, поскольку начиналась война с турками. Екатерина сопровождала царя в Прутском походе и поддерживала его в самый напряженный момент, когда многотысячное османское войско осадило русский лагерь. Молва приписывает именно ей спасение армии от пленения или разгрома, поскольку она якобы отдала все свои драгоценности для подкупа турецкого главнокомандующего Мехмет-паши, который благодаря этому согласился на перемирие (146).
После урегулирования отношений с Турцией Петр I смог наконец обвенчаться с Екатериной. Это произошло 19 февраля 1712 года в Петербурге. Отныне никто из российских подданных не мог обращаться к бывшей лифляндской пленнице иначе как «ваше царское величество».
Екатерина не была красавицей, но имела достаточно приятную внешность. Несмотря на полноту, она двигалась легко и изящно, на балах прекрасно танцевала в паре с супругом. Не отличаясь высоким интеллектом, царица обладала определенными лингвистическими способностями. По свидетельству Вильбуа, «не умея ни читать, ни писать ни на одном языке, она говорила свободно на четырех, а именно на русском, немецком, шведском, польском». Вероятно, Петра более всего привлекали душевные качества его супруги: врожденный такт, доброта, снисходительность к людям. Она тонко понимала характер своего вспыльчивого и сурового мужа и умела с ним обращаться. Г. Ф. Бассевич отмечал, что Екатерина обладала властью над чувствами Петра: во время его тяжелых болезненных припадков «она начинала говорить с ним, и звук ее голоса тотчас успокаивал его».
Петр старался окружить супругу царским блеском, который ему самому всегда был в тягость. «Царь, — пишет Бассевич, — не мог надивиться ее способности и умению превращаться, как он выражался, в императрицу, не забывая, что она не родилась ею. Они часто путешествовали вместе, но всегда в отдельных поездах, отличавшихся один величественностью своей простоты, другой — своею роскошью. Он любил видеть ее всюду. Не было военного смотра, спуска корабля, церемонии или праздника, при которых бы она не являлась» (147).
Сохранившаяся переписка Петра и Екатерины характеризует их трогательную заботу друг о друге. Во время разлуки они постоянно обменивались подарками. Царь посылал жене свежие лимоны из Варшавы, устриц из Гамбурга, кружева, ленты и манжеты из Брюсселя, платье из Лейпцига, часы «новой моды» из Карлсбада. Екатерина отправляла супругу пиво, эль, венгерское вино, русский «крепыш» (водку), свежепосоленные огурцы, померанцы, винные ягоды и дыни, а также «кафтан, два камзола, штаны, партупей».
Царская чета была несчастлива только в одном: все сыновья от этого брака умирали в младенчестве, поэтому вопрос о престолонаследии оставался открытым. 25 апреля 1719 года они лишились трехлетнего Петра Петровича, который был радостью и надеждой родителей, признанным наследником трона после отречения его единокровного брата Алексея. Семейная трагедия заставила царицу задуматься о своей участи в случае смерти супруга. Интересные замечания относительно положения Екатерины приведены в донесении французского посланника Жака Кампредона министру иностранных дел Франции Гийому Дюбуа от 2 (14) марта 1721 года: «Что касается до царицы, то хотя царь по-прежнему очень ласков с ней и нежно любит принцесс, дочерей ее, но она не имеет никакого влияния на дела, в которые никогда не вмешивается. Все ее заботы посвящены старанию сохранить любовь царя, отвлечь его, насколько в ее силах, от вина и других излишеств, сильно подорвавших его здоровье, и смягчить его готовый разразиться над кем-нибудь гнев». Кампредон пишет далее, что Екатерина старается заслужить любовь высших сановников, обеспечивая себе возможно более прочное положение на случай кончины супруга. Впрочем, она не обольщается относительно своих шансов занять престол после смерти Петра I и поэтому «страстно желает видеть хоть одну из своих дочерей хорошо пристроенной и выданной замуж за какого-нибудь государя, который мог бы оказать ей покровительство» (148).
В 1722 году, после заключения Ништадтского мира, состоялся шуточный разговор царя с супругой.
— Как договором постановлено всех пленных возвратить, то не знаю, что с тобой будет, — сказал Петр.
— Я ваша служанка, — ответила Екатерина, — делайте что угодно. Не думаю, однако же, чтоб вы меня отдали; мне хочется здесь остаться.
— Всех пленников отпущу, о тебе же условлюсь с королем шведским, — закончил царь разговор (149).
Некоторое время спустя Петр начал склоняться к решению завещать престол Екатерине. Первым шагом в этом направлении стал манифест от 15 ноября 1723 года с обоснованием ее прав на титул императрицы. 7 мая 1724 года в Москве, в кремлевском Успенском соборе состоялась коронация Екатерины. Бассевич сообщает, что накануне этого события, во время обеда в присутствии сенаторов и иерархов православной церкви «император сказал обществу, что назначенная на следующий день церемония гораздо важнее, нежели думают; что он коронует Екатерину для того, чтоб дать ей право на управление государством; что, спасши империю, едва не сделавшуюся добычею турок на берегах Прута, она достойна царствовать в ней после его кончины; что она поддержит его учреждения и сделает монархию счастливою» (150).
Однако осенью того же года в императорской семье наступил разлад: Петр заподозрил Екатерину в супружеской измене с камергером ее двора Вилимом Монсом, братом давнишней фаворитки царя. Имеющиеся в распоряжении историков документы не дают оснований утверждать, что между императрицей и камергером существовала интимная связь. Однако несомненно, что тридцатилетний красавец пользовался благосклонностью и покровительством Екатерины.
Восьмого ноября 1724 года Монс был арестован. Во время следствия, продлившегося всего неделю, чиновники Тайной канцелярии не прибегали ни к очным ставкам, ни к пыткам, а довольствовались признанием самого Монса, обвиненного в получении больших взяток. Суд приговорил его к смертной казни, и Петр утвердил приговор. 15-го числа Монс был обезглавлен. Бассевич, Берхгольц и Вильбуа сообщают, что Петр возил Екатерину в коляске на площадь, посреди которой на кол была насажена голова ее камергера. Несомненно, императора интересовала реакция супруги. Но она лишь спокойно заметила: «Как грустно, что у придворных может быть столько испорченности» (151).
Возможно, история с Монсом ускорила кончину Петра I, который, вопреки запрету врачей, начал по прежнему обыкновению злоупотреблять спиртным. «Вполне допустимо, — полагает Н. И. Павленко, — что Петр заливал вином горе, причиненное ему супружеской изменой» (152). По мнению Е. В. Анисимова, император тогда же уничтожил завещание в пользу Екатерины, подписанное накануне ее коронации. 24 ноября 1724 года был оформлен брачный контракт, согласно которому шестнадцатилетняя цесаревна Анна должна была стать женой герцога Карла Фридриха Голыытейн-Готторпского. Ребенку от этого брака Петр вознамерился завещать русский престол (153).
Сенаторши и маршальши
Семейная жизнь представителей петровского окружения складывалась по-разному, но, кажется, одним из самых счастливых был брак А. Д. Меншикова. Его супруга Дарья Михайловна (см. портрет), принадлежавшая к старинному и знатному роду Арсеньевых, с ранней юности вместе с сестрой Варварой состояла при дворе царевны Натальи Алексеевны, где находились и младшие сестры Меншикова Анна и Мария (см. портрет). В 1698 году Петр I поручил «любезному другу Алексаше» привести в порядок дворец сестры Натальи в Преображенском; тогда 25-летний Александр Меншиков познакомился с шестнадцатилетней Дарьей Арсеньевой, которая сразу понравилась ему красотой, скромностью и веселым нравом. Между Меншиковым и сестрами Арсеньевыми установились дружеские отношения, отразившиеся в сохранившейся переписке. В своих первых письмах царскому любимцу на лоскутках серой бумаги «Дашка да Варька челом бьют», печалятся о разлуке «с радостью» Александром Даниловичем, осведомляются о его здоровье, беспокоятся, «нет ли от досаждения их на них гневу». Вскоре переписка становится более оживленной и в посланиях Дарьи возлюбленному появляются эпитеты «свет мой, батюшка мой, душенька моя дорогая». Сестры Арсеньевы часто отправляли Меншикову подарки: сорочки, камзолы, кафтаны и даже «кровать с постелью и одеялом». Спустя какое-то время Дарья прислала Александру украшение в виде «алмазного сердца». Ответное письмо Меншикова подтверждало: «Оное присланное принято с любовью, за сие Ваше ко мне любление поклонение отсылаю. Если милость Вашу получу видеть, буду сам платить, недорого мне алмазное сердце, дорого Ваше ко мне любительство» (154).