Повседневная жизнь русского путешественника в эпоху бездорожья
Шрифт:
Впрочем, «луковица» — это, конечно, условное и слишком натуралистичное название. Удачные очертания глав напоминают изменчивое, трепетное пламя свечи — древнего образа молитвы, восходящей к небесам.
Искусствоведы любят сравнивать здание с человеческим телом. Пользуясь этим приемом, можно сказать, что красивое, хорошо поставленное пятиглавие — такая же редкость, как красивая голова и правильные черты лица.
Купола быстро ветшали от времени, погибали от пожаров, становились жертвой урагана. Их неоднократно заменяли на новые, при этом часто искажая первоначальную форму. Реставратор должен точно воссоздать не только форму куполов, но и их покрытие. Ведь и оно
Партия на черной доске
Конечно, храм — это прежде всего дом молитвы. И здесь любые комментарии неуместны. Но мы — искатели художественных впечатлений. Мы пришли сюда после богослужения, когда храм опустел. Тетушка возится за стойкой свечной лавки, временами зорко поглядывая в нашу сторону: люди незнакомые…
Тетушку можно понять. Сегодня много говорят о возвращении икон из музеев в те храмы и монастыри, из которых они происходят. Священники знают правила игры и строго требуют: верните Церкви незаконно изъятое безбожной властью… Но уверяю вас, что в глубине души они думают совершенно иначе. Во всей России не найдется, пожалуй, и одного храма, который бы не грабили по нескольку раз. Многие церкви и монастыри не имеют никакой сигнализации и находятся в десяти верстах от ближайшего отделения милиции. Священники беззащитны перед бандой грабителей. Они мечтают избавиться от древних икон, заменив их копеечным «новоделом», чтобы не привлекать внимания «церковных татей».
(Заметим, что процесс «вымывания» древних икон из православных храмов начался задолго до большевистского погрома и антикварного разбоя. Первопроходцами здесь стали старообрядцы, для которых обладание древней, «дониконовской» иконой было делом принципа. Они раньше искусствоведов научились точно определять время создания иконы. Заметив в храме древнюю икону, старообрядцы предлагали священнику за хорошее вознаграждение поменять ее на точную копию. Производство таких искусственно состаренных копий было налажено в старообрядческих иконописных мастерских. Измученные нищетой сельские священники нередко соглашались на такую операцию. Ведь в случае проверки имущества церкви по инвентарным книгам заметить подмену мог только опытный глаз.)
Когда в храмах появятся древние иконы из музеев, волна грабежей поднимется с новой силой. Спрос определяет предложение. Заказчиками станут всё те же церковные спонсоры — «благочестивые разбойники». Да и то сказать: круто иметь в своей домашней молельне икону, скажем, Дионисия… Или, на худой конец, Симона Ушакова. Круто…
Кто будет обеспечивать безопасность возвращенных икон в храмах? Кто и как ответит за их пропажу? Уверяю вас: никто. Мы уже не говорим об опасностях, которые грозят иконам от нарушения правил хранения: температурного режима, влажности и т. п.
Это прекрасно понимают и церковные люди, посвятившие свою жизнь писанию и изучению икон.
«Очень важно вернуть иконы Церкви, — говорит известный иконописец архимандрит Зинон. — Но для этого, конечно, нужно сначала иметь гарантии, что они будут там храниться в должных условиях. Я думаю, что очень древние иконы уже не могут находиться в храме — должны быть особые помещения для их хранения, и только в праздники они могут выноситься для богослужения, для молитвы» (61, 33).
Но если все же отрешиться от проблемы безопасности в храмах, то возникают и другие мысли. Вот, скажем, молится обычный, рядовой верующий в храме перед иконой Николая Угодника. Много ли он думает о том, какого века эта икона, старше ли она патриарха Никона или младше? Думаю, ничего подобного ему и в голову не приходит. Есть икона святого и сам святой, который, может быть, услышит молитву и донесет ее до Господа. И Господь, из расположения к святому, может быть, исполнит просьбу. Вот и весь сказ.
И нет нужды в музейных «черных досках», чтобы действовала эта вечная линия.
Конечно, у людей с развитым художественным вкусом поделки палехских богомазов XIX века, а тем более лоснящиеся сусальным золотом изделия софринского завода вызывают раздражение.
«Всякие механические способы воспроизведения икон Церковью не одобряются. Но, очевидно, теперь обстоятельства заставляют… Это принимает иногда чрезвычайно уродливые формы, и в наших иконных лавках продаются такие иконы, которые не имеют права на существование. Та продукция, которую выпускают мастерские патриархии, далеко не всегда соответствует требованиям, предъявляемым Церковью к своему искусству. Это очень тревожный симптом.
По сути, икона — это постижение Духа, а у нас в храмах люди молятся перед чем угодно, храмы заполнены иконами самыми неожиданными и чуждыми. Многие иконы и даже целые иконостасы написаны так, что мешают молитве. Но всякий человек должен молиться благодаря иконе, благодаря пению, а не вопреки им» (61, 31).
Примитивное оформление интерьеров храмов (не говоря уже об их архитектуре) — ахиллесова пята современного православия.
«Сейчас многие образованные люди, не нашедшие Истины и Красоты на перепутьях мира, приходят в Церковь и ищут в Ней эту Красоту. Они очень тонко чувствуют всякую фальшь, всякое безобразие, уродство, особенно художники и музыканты. И, если они увидят в храме безобразные росписи, услышат вместо простого уставного поддельное концертное пение, — никто не убедит их в том, что христиане — свидетели Небесной Красоты» (61, 48).
Верное наблюдение тонкого наблюдателя. Ну, так за чем же дело встало? Возьмите из запасников музеев одну-две иконы XVII века (их там немерено!) и поставьте в храме для особо утонченных натур. А еще лучше — поменяйте профиль софринского завода так, чтобы он из производителя православного китча превратился в крупный художественный центр с современными иконописными мастерскими, музеем, специальным учебным заведением для будущих иконописцев. Раскопайте иссохший родник живой иконописной традиции — и не нужно будет просить хороших икон в музеях. Пусть в музеях учатся уважать православие и постигают красоту иконы люди, далекие от церкви. Глядишь, и в храм придут со временем.
Словом, не надо никаких передач древних икон из музеев в церкви. Это никому не нужно, кроме воров, которые уже потирают руки от предвкушения добычи…
Но поскольку воры сегодня — «в законе», то скоро, вероятно, будет принят соответствующий закон и приватизация древних святынь пойдет полным ходом. Быть так. А я напоследок порадуюсь тому, что мне в этой жизни всё же повезло: много лет я мог, придя в Третьяковку, оказаться лицом к лицу с Владимирской в полупустом зале древнерусской живописи. Вот она, передо мной, на расстоянии вытянутой руки, подлинная Владимирская, неподвижная и чуткая, как бабочка на рукаве…