Повседневная жизнь советских писателей от оттепели до перестройки
Шрифт:
А при чем здесь Иван Гончаров, почему именно его имя выбрали для улицы в поселке Дубулты, на которой открылся Дом творчества? Автор трех романов на букву «О» («Обломов», «Обыкновенная история» и «Обрыв» – что уже само по себе уникально), оказывается, приезжал в Юрмалу еще до исторического материализма – в 1880 году. А с ним и Николай Лесков. Знали, куда ехать. И как они только существовали без Союза писателей?!
Хотя я все-таки назвал бы улицу, где расположен Дом творчества, в честь Дмитрия Писарева – критика-шестидесятника и революционера-демократа, утонувшего в Дубулты в 1868 году. Как можно было здесь утонуть – вопрос интересный, ведь море в Юрмале настолько мелкое, что идешь себе, идешь, а воды по колено. Скорее всего, это печальное событие случилось
Жаль, что Михаил Львович Бауман не оставил воспоминаний. Но мне удалось отыскать его сына – знаменитого фотографа Вадима Крохина, создавшего отличную портретную галерею советских писателей. Вадим Михайлович сейчас живет в Крыму. Он рассказал, что после Великой Отечественной войны его отца «послали в Латвию для создания дома отдыха ВЦСПС в Дзинтари. А в 1947-м его перевели директором Дома творчества писателей в Дубултах. Позже он чуть было не попал под знаменитое Дело врачей, но отделался лишь легким испугом. Он мне позже сказал: “На войне было не так страшно, поскольку знал, за что воевал, но тогда было страшно – до ужаса – от беспомощности”»[6].
Многие писатели приезжали в Дубулты ежегодно, попав, как говорится, и под фотообъектив Вадима Крохина: «Трифонов, Шагинян и Поженян были постоянными гостями. Постоянно приезжали Арбузов, Рощин, Карелин, Маршак, Роберт и Всеволод Рождественские, Окуджава, Вознесенский, Антокольский, Ахмадулина и многие известные литераторы, большинство из них приходили и к нам на дачу в гости. Многих и я снимал для своей книги “Фотоинтервью с литераторами мира”. Беллу Ахмадулину я как раз снял на балконе нашей дачи в Дубулты. А Васю Аксёнова рядом с дачей, Любимова на лесенке при спуске к пляжу… Частенько бывал у нас в гостях Андрей Битов. Мы хотели с ним сделать совместную книгу, выехав из Дубулты на литфондовской “Волге” в Калининград. Но на машине полетел движок после того как мы проехали Колку (в конце Рижского побережья). Битов написал текст: “Чайки-на-вылет”, а я предложил ему его проиллюстрировать моей съемкой».
На даче гостей принимала супруга Михаила Львовича – Людмила Ивановна Крохина. Со многими писателями у Баумана сложились теплые, дружеские отношения. «Я восхищался способности отца нравиться столь разным людям», – заметил Вадим Крохин. Когда в начале 1990-х годов Вадим Михайлович обменял квартиру в Булдури на московскую, его родители переехали в столицу, где и скончались.
А Константина Паустовского Вадим Крохин сфотографировать не успел – был слишком юн. Близкий к Гончарову и Лескову (по таланту, конечно) Паустовский 25 марта 1955 года записал в «Книге отзывов и предложений»: «Случилось так, что мне приходится начинать эту книгу записей о том, что написано каждым из нас на Рижском взморье, в Дубулты. Возможно, что через несколько лет какой-нибудь литературовед напишет на основании этой книги выдающееся исследование на тему: “Дубултский период в развитии советской литературы…”. Зимой 1955 года (февраль – март) мною в Дубулты было написано: повесть “Золотая роза” (книга о писательском труде), рассказ “Ночной дилижанс” (о сказочнике Христиане Андерсене) и две статьи – о Пришвине (для полного собрания сочинений М. Пришвина) и Фридрихе Шиллере».
О своей повседневной жизни в Дубулты Константин Георгиевич написал в новелле «Надпись на валуне», где повествование ведется от первого лица: «Я живу в маленьком доме на дюнах. Все Рижское взморье в снегу. Он все время слетает с высоких сосен длинными прядями и рассыпается в пыль… Днем в доме, где я живу, идет привычная жизнь. Трещат дрова в разноцветных кафельных печах, заглушенно стучит пишущая машинка, молчаливая уборщица Лиля сидит в уютном холле и вяжет кружево. Все обыкновенно и очень просто. Но вечером кромешная темнота окружает дом, сосны придвигаются к нему вплотную, и, когда выходишь из ярко освещенного холла наружу, тебя охватывает ощущение полного одиночества
Паустовский (добрые коллеги звали его за глаза «доктор Фауст») первым и сформулировал непреходящее значение Дома творчества для отечественной литературы, сделав это очень изящно и остроумно – «Дубултский период». С тех пор это выражение повторяется все чаще и чаще, но со ссылкой на других писателей. Но первым это придумал Константин Георгиевич, в 1957 году написавший: «Всё в Дубулты – тишина, легкое одиночество, пустынная Балтика, дюны, приморские сосны и сам уют латвийской земли – очень помогает писать». Интересно: на каком этаже жил Паустовский? И можно ли представить его врывающимся в директорский кабинет с требованием безотложно предоставить номер на восьмом или девятом этаже?
В том-то и дело, что Паустовский и Маршак приезжали в Дубулты в ту эпоху, когда здесь еще не было так называемого нового корпуса, а сам Дом творчества более походил на небольшой коттеджный поселок, состоящий из прелестных дачных домиков в два или три этажа. Уже позднее на месте старой столовой выстроили кирпичную высотку в девять этажей. Но кому же принадлежали эти коттеджи раньше, до присоединения Прибалтики к Советскому Союзу? Ведь в независимой Латвии не было Литфонда с его домами творчества. На Рижском взморье обитали не самые бедные люди, ибо Юрмала издавна слыла у латышей престижным местом отдыха. Кому-то из них удалось унести ноги после начала «советской оккупации» (так презрительно именуют этот исторический период официальные власти нынешней, вновь буржуазной Латвии), а других отправили в Сибирь. Или просто поставили к стенке. Недвижимость национализировали, так и возник поселочек из дач, которым советские писатели дали вполне мирные названия: «Дальний дом», «Шведский дом», «Белый дом», «Охотничий дом», «Дом у фонтана», «Детский дом». А дом, где устроили столовую, принадлежал когда-то чуть ли не министру иностранных дел независимой Латвии Зигфриду Мейеровицу, как шепотом на ушко сообщали писателям аборигены.
В одном из коттеджей проживала семья писателей Константина Яковлевича Ваншенкина и Инны Анатольевны Гофф. Специально для этой книги их дочь, художник Галина Ваншенкина поделилась своими интереснейшими воспоминаниями:
«Дубулты, Дом творчества. Я бывала там с родителями и в детстве, и позже, студенткой. Обычно в августе. Родителям хорошо там работалось. А я общалась с ровесниками, делала зарисовки на пляже. Дюны, сосны, удивительные закаты во всю ширь горизонта. После шторма в темной кромке водорослей можно было найти кусочки янтаря… С удовольствием и благодарностью вспоминаю Дубулты тех лет и с улыбкой – некоторые моменты…
“Не надо так громко радоваться…”
Девятиэтажный корпус был построен уже позднее, а до этого мы много лет селились в Главном корпусе – двухэтажном деревянном здании. Перед ним был маленький круглый фонтан с бронзовой фигурой мальчика на дельфине. А в нескольких шагах стоял так называемый Детский корпус – для семей с совсем маленькими детьми. В этих старых корпусах туалет был в общем коридоре, а умывальники – прямо в комнате, при входе. Я, семилетняя, помню, очень удивилась этому. А утром прямо у наших дверей меня ждал высокий плотный человек, сказавший строго: “Девочка, не надо так громко радоваться, что в комнате умывальник!” Как оказалось, это был писатель Леонид Пантелеев. Мама, услышав это, схватила меня в охапку, и мы тут же переселились в Детский корпус.
“А ты, девочка, отойди!”
Еще вспомнилось, как однажды я была там первые полсрока с дедом и бабушкой, мамиными родителями. Мой дед – Анатолий Ильич, замечательный врач – предложил свою помощь в медкабинете. Как-то в самый разгар нашей игры возле Детского корпуса подошел человек с фотоаппаратом, построил детей для снимка, а мне сказал: “А ты, девочка, отойди!” Я отошла, меня ничуть это не задело. Он слышал, что я внучка врача… зачем на снимке посторонние дети?