Повседневная жизнь Вены во времена Моцарта и Шуберта
Шрифт:
Отец Бойерле поинтересовался занятиями новобрачных: следовали ли они примеру почтенных родителей невесты? «Не совсем», — ответил хозяин пивной и пояснил, что молодая женщина роется в мусоре, который выбрасывают из домов, и нередко находит попавшие туда по небрежности владельцев ценности: золотую монету, серебряную ложку, а иногда и какое-нибудь ювелирное украшение, и этот промысел с лихвой обеспечивает жизнь подобных добытчиков. Что же до супруга, то он торгует костями, которые извлекает из кухонных отбросов и продает пуговичным мастерам. Бессмысленного ремесла не бывает…
Этот промысел не считался зазорным. Комедиограф Шильдбах сочинил о процветающих нищих пьесу Миллионер, выдержавшую сотню постановок в театре Шиканедера, того самого, который сотрудничал с Моцартом при создании Волшебной флейтыи был одним из самых оригинальных и интересных театральных
Со своей стороны Райхсль [7] в своей книге, где описана эта история, сделал любопытную попытку классифицировать венских нищих и изобразить их иерархии в нисходящем порядке. Совершенно очевидно, что Дуккерль с женой относились к самой высокой категории нищих, имевших постоянное место промысла, общепризнанное и всеми уважавшееся. Бедолаги самой низшей категории старались разжалобить прохожих на улицах и проезжих на дорогах, выставляя напоказ свои реальные или искусно нагримированные язвы. Другие усаживались на землю, спрятав ноги в ловко вырытое незаметное углубление, и изображали безногих калек, а рядом с ними обычно торчал ребенок, дополнявший их жалобные сетования своими; он то и дело подбегал к дверцам колясок и дилижансов и не отставал от пассажиров, пока не получал подаяния.
7
См.: Komorzinsky Е.Der Vater der Zauberflote. Wien, 1948. Примеч. авт.
Хотя жители Вены уделяли праздному фланированию не меньше времени, чем работе, это все же был город с развитой промышленностью. Присутствие императорского двора и аристократии благоприятствовало главным образом производству предметов роскоши: процветали портные, вышивальщики, позументщики, ювелиры, седельные мастера. Ограничительные законы Иосифа II не были столь мудрыми, какими казались поначалу, так как били по многочисленным мелким семейным предприятиям, в которых была занята значительная часть ремесленного населения. Вена всегда была столицей редких, утонченных изделий, ценность которых определялась не только материалом, но и искусством мастеров, и роскошь аристократии, отнюдь не вызывавшая, впрочем, ни зависти, ни ревности, была законным источником доходов для всех.
Поскольку австрийский характер отличался естественной простотой и отсутствием притворства, вполне можно сказать, что расходы знати на празднества, на роскошную одежду и мебель в конечном счете шли на пользу народу в большей мере, нежели жесткие меры экономии Иосифа II. И даже если допустить — что, впрочем, далеко не очевидно, — что не было никакого позерства в привычке этого императора прогуливаться и даже отправляться в театр в поношенной одежде, протертой до дыр на локтях, и в выцветшей шляпе, вернее, в каком-то странном подобии фуражки, которую император считал особенно «демократичной», привычка эта все же не принесла ему ожидаемой любви и признательности подданных, потому что экономия при дворе оборачивалась нищетой города, жившего главным образом за счет расходов этого самого двора. И венцам оставалось лишь поздравить себя хотя бы с тем, что чрезвычайные меры Иосифа II ненадолго пережили самого императора.
В течение всех сорока лет своего правления Мария Терезия придерживалась принципов самодержавия в испанском духе, то есть самодержавия строгого и требовательного. Это, несомненно, было необходимо, так как сплоченность империи была далека от монолитности. Приходилось постоянно опасаться пробуждения национально-освободительных движений, сохранялась угроза со стороны турок, а война с Пруссией [8] исчерпала казну. Императрица отлично сознавала свой долг и ответственность, которую возлагало на нее положение правительницы, и никогда о ней не забывала. Кроме того, подобно всем по-настоящему великим людям, она отлично умела окружать себя нужными людьми. Она нашла «своего человека» в лице канцлера Кауница, [9] разумеется, не лишенного недостатков, но достаточно умного для того, чтобы понимать личную политику императрицы, и посвятившего все свои силы реализации этой политики. Несмотря на войны, в которые, к сожалению, очень часто оказывалась втянутой австрийская корона, Вена всегда оставалась процветающим
8
Имеется в виду Семилетняя война (1756–1763), в результате которой Австрия потеряла Силезию. Примеч. ред.
9
Князь Венцель Антон фон Кауниц-Ритберг(1711–1794) — с 1753 по 1792 г. государственный канцлер Австрии, инициатор подписания Версальского договора 1756 г., положившего конец двухвековой вражде Австрии и Франции. Примеч. ред.
С другой стороны, как мы увидим ниже, это скопление людей в городе достаточно скромных размеров стало одной из причин той любви к природе, тяги к зелени, которая всегда была одной из самых постоянных черт венского характера начиная с XVIII века. Дочь Карла VI несмотря ни на что сумела извлечь пользу из всех этих слишком часто угрожавших ей порой весьма опасных обстоятельств. Она проявляла великодушие и незаурядный ум, помогавшие ей уравновешивать трезвым здравомыслием свою природную смелость и мужскую волю, без которых не могла бы обойтись женщина, получившая согласно Прагматической санкции [10] право на корону, поскольку у Карла VI не было наследников мужского пола.
10
Прагматическая санкция— закон Карла VI (1713) о престолонаследии. Примеч. пер.
Несмотря на абсолютизм и суровость, на стремление к тому, чтобы все ее правление было отмечено величием, особенно перед лицом иностранных монархов и их послов, тогда как внутренняя жизнь в Хофбурге и Шенбрунне была очень простой (как часто тосковала об этой простоте Мария Антуанетта в хитроумных лабиринтах Версаля, где многочисленные враги делали все, чтобы она в них окончательно запуталась), несмотря на свой величественный и властный вид, а возможно именно благодаря ему Мария Терезия пользовалась огромной популярностью у венцев, гораздо большей, чем ее сын Иосиф II с его несколько демагогическими программами. Умный и проницательный народ не поддавался на демагогию, и как бы венцы ни были доброжелательны и лояльны, они уважали Иосифа II, но любили его гораздо меньше, чем его мать.
Здесь неуместно описывать политическую историю дома Габсбургов, но эта история все же должна нас интересовать хотя бы в свете того влияния, которое она оказывала на частную жизнь венцев. Очевидно, что реформы Иосифа II, независимо от того, служили ли они пользе дела или были простым прожектерством, не могли не изменить в значительной степени привычки и поведение населения, а потому нам следует принять их во внимание и посмотреть, как они изменили облик города и саму жизнь Вены.
Идя навстречу новым идеям и сознавая, что упрямо защищающий в эпоху Просвещения свои иллюзорные и отжившие привилегии абсолютизм устарел, Иосиф II хотел быть «современным» королем. Пораженный достижениями Петра Великого в России, он надеялся сравняться с ним в «реализме» и, предчувствуя неизбежность революции, догадывался, что она сможет оказаться эффективной и спасительной, только если придет сверху. Эта идея была широко распространена во франкмасонстве того времени, и это также было одной из причин того, что ложи в тот период объединяли многих выдающихся людей, посвятивших себя благу народа, в том числе людей искусства — таких, например, как Гёте и Моцарт, — а также крупных вельмож и даже монархов, ожидавших от этого движения обновления общества, подлинной революции, но революции, не нарушающей порядка, не прибегающей к жестокому свержению властителей и при этом руководимой элитой мыслящей Европы.
Идеальный «просвещенный самодержец» должен был окружать себя представителями всех классов, отбираемыми на основе правильно понимаемого демократизма, искренне преданными новым теориям и, самое главное, бескорыстными… Таким образом, объединение «лучших» на всех ступенях социальной лестницы путем кооптации, требовавшей «испытаний» вроде тех, что символически показаны в Волшебной флейте, должно было привести к постепенной революции под контролем той европейской, откровенно космополитичной элиты, которую являло собой франкмасонство.