Повторный брак
Шрифт:
— Ладно, согласен. Бери ее. А то уже все мозги мне проела. Нос у нее, видите ли, как у Буратино. На мой взгляд — очень даже симпатичный нос.
Александр присмотрелся к носу бывшей возлюбленной и только теперь заметил, что он у нее действительно длинноват. А ведь раньше не замечал… Вот что значит взгляд профессионала.
Лариса смущенно поглядывала на доктора, которому решила доверить свой нос. Свою обиду на него она уже давно забыла, но, видимо, случайно оброненные им слова запали ей в душу. И она их взращивала, поливая невыплаканными слезами, пока не созрела для решительных перемен. Ее невольный обидчик возмужал, заматерел, обрел мастерство, а с ним и имя. А муж, который занимался поставками дорогих лекарств
Лариса и теперь оставалась вполне изящной особой, и Александр не удержался от комплимента:
— Ты так же очаровательна и стройна, как в юности.
— Работаю над этим, — честно призналась Лариса, видя в нем теперь не бывшего возлюбленного, а доктора, которому можно доверить любую тайну.
— Голодаешь? — деловито уточнил доктор.
— Хуже…
Александр понял, что она занимается активным очищением организма. Но при муже обсуждать эту тему не хочет.
Надо сказать, что после операции Лариса похорошела еще больше.
Круг пациентов Александра Лодкина неуклонно расширялся. Кое-кто из прежних знакомых не только разбогател, но и успел второй раз жениться, так что приводил новых жен, их родственников, а те — своих знакомых. «Пластико-экстрасенсорный» бизнес процветал. Были у него и постоянные пациентки, которые фактически «подсаживались» на пластические операции, как наркоман «на иглу». Стабильно раз в два года они приходили на очередную дорогостоящую операцию и смело ложились под нож, неустанно совершенствуя свою красоту. Иногда Лодкину даже приходилось их отговаривать, но словно пораженные бациллой легкого безумия, они требовали немедленной операции.
— У вас и так талия восемнадцатилетней девушки, — увещевал он свою пятидесятилетнюю постоянную пациентку. — Ну, зачем вам претерпевать такие сложности? Опять наркоз, электропила, липосакция, постельный режим, корсет. А потом такой долгий, мучительный восстановительный период. Вы же это уже проходили, знаете сами… — Он нарочно называл вещи своими именами и намеренно сгущал краски. Хотелось знать, есть ли предел женской тяги к совершенству, насколько женщины теряют голову в предвкушении очередного шага к идеалу.
— А я хочу, как актриса Шер. Она себе уже половину ребер удалила. И в свои шестьдесят выглядит на двадцать восемь, — капризно надувала пухлые губки, над которыми только что успешно поработал доктор, состоятельная владелица нескольких бутиков модной одежды «Толстушка».
И Александр Борисович, вздыхая, шел на поводу у своих богатых пациентов. Он строго следил за тем, чтобы их здоровье позволяло переносить столь кардинальные хирургические вмешательства, поэтому результат его операций всегда был отличным. А доходы позволили обзавестись большим загородным домом, дважды в год отдыхать за границей.
Он полюбил путешествовать и как человек общительный прихватывал с собой или очередную подружку, или целую компанию друзей. К этим поездкам он относился со всей обстоятельностью, как и ко всему, чем занимался всерьез. Выбрав для тура очередную страну, Александр обкладывался справочниками и красочными путеводителями, читал историю страны и того региона, куда он отправлялся, изучал достопримечательности, отмечал на карте места, которые нужно непременно повидать.
В последнее время он пришел к выводу, что с подружками лучше встречаться у себя дома. Их всегда можно деликатно выставить за дверь, если они начинают его напрягать своим щебетом или мелкими капризами. Для серьезных путешествий они были малопригодны. Однажды во Франции любимая девушка извела его непрестанным нытьем, жалуясь, как неудобно ходить по брусчатке на высоких каблуках. При всем честном народе, сидя на скамейке в Версальском парке, она сняла модельную туфельку, демонстрируя стертую в кровь пятку. И это при том, что он настоятельно советовал ей прихватить удобную разношенную обувь.
— Сашенька, как можно — в Париже в стоптанных башмаках? Да я же со стыда сгорю! — лепетало это воздушное создание, запихивая в чемодан шесть пар модельных туфель на десятисантиметровых каблуках. Чтобы к каждому наряду была своя пара туфель.
Другая его спутница на горном курорте в Швейцарских Альпах, выйдя из фуникулера в легкомысленной маечке, открывающей все ее прелести, не пройдя и двух шагов, принялась портить ему настроение. Ей здесь не нравилось абсолютно все. Последовало подробное перечисление «этого всего»: и какой здесь собачий холод в августе в этих горах, шашлыки нигде не жарят, немцы топают в гору, как заведенные, опираясь на две туристические палки, а он о ней совсем не позаботился, и теперь она рада даже лыжной палке, да где ж ее взять? И сколько теперь топать на эту верхотуру? И вообще — почему немцы в теплых куртках? А почему они на нее смотрят? А один и вовсе схватил ее за руку своей красной лапой. Говорит, мол, согреть хочет. А сам старый, из него песок сыплется. И бабульки так и чешут за ним, вместо того чтобы с внуками дома сидеть… И что это они так развеселились, глядя на нее?
— Да потому, радость моя, что ты одна такая — полуголая на высоте в две тысячи метров. Не слушала мои предупреждения, что в горах холодно! Ладно, я тебе сейчас свой свитер отдам. Хотя у тебя в Москве их двадцать штук. Но ты же приехала продемонстрировать свою неотразимую грудь! — раздраженно отвечал Александр, подавляя в себе желание задушить беспокойную и бестолковую спутницу. Но эта очаровашечка, в которую он имел глупость влюбиться, да еще сдуру взять с собой в Швейцарию, продолжала ныть, что теперь нужно тащиться вверх и вверх, а ей и без того дышать нечем. Она хочет в ресторан, и пускай ей подадут шашлык. Правда, потом утешилась земляникой, ошалев от ее количества. Наверное, никто здесь отродясь не собирал ягоды, они краснели на каждом шагу, и русская голодающая не ленилась то опускаться на колени, то тянуться к горному склону, сметая все вокруг. Как будто приехала из голодного края! Он отчаялся оторвать ее от этого изобилия, и пришлось вместе с ней уныло клевать ягоды, вместо того чтобы присоединиться ко всем восходящим и подняться на высоту две тысячи шестьсот метров, как советовал справочник, и любоваться красотами изумрудных окрестностей.
На следующее утро он все-таки встал на рассвете и побывал у заветной таблички, указывающей высоту горы. И какой-то пожилой француз в толстой куртке увековечил его на цифровой камере, купленной Александром специально для подобных путешествий. А его подружка, объевшись ягодами, маялась животом почти целые сутки. Короче, отпуск она ему испортила капитально. Слава богу, привычка жениться у него прошла после второго брака, и он расставался со своими возлюбленными без особых драматических потрясений.
Но окончательно чашу его терпения переполнила поездка в Португалию с молодой поэтессой Леночкой Зиминой, которая в свои двадцать четыре года издала первый сборник стихов и чувствовала себя на вершине Олимпа. Как у любого творческого человека, ее мысли витали где-то в заоблачных высях, она была абсолютно не приспособлена к суровой земной жизни. Это со всей отчетливостью проявилось в их последний вечер пребывания в Алгарве. В двенадцатом часу ночи вдруг выяснилось, что она не знает, где ее паспорт. Они перерыли весь номер, поднимали матрас, выворачивали пододеяльник и наволочки, шарили под ванной, отодвигали от стены массивный комод. Паспорт исчез самым таинственным образом. Когда они уже совсем отчаялись, а часы показывали второй час ночи, Сашу осенило: