Повторный брак
Шрифт:
— А брали откуда?
— А у нее в животе такая тоненькая полосочка жира. Оттуда и набрали.
— Приятного тебе аппетита, Сашенька! — мрачно произнес Семен.
— Ба, оказывается, мы уже разлюбили медицинскую тему? — насмешливо удивился Александр.
Семен не успел отреагировать на слова брата, к их столу подошла лаборантка с кипой листочков. Она передала всю пачку Александру Борисовичу, но уходить не торопилась. Саша постарался напустить на себя серьезный вид, перелистывая листочки, и, найдя нужный, сосредоточенно стал вчитываться. На нем стояли какие-то значки с припиской: «Александр Борисович! Мы все сделали, все в порядке. Скажите, что делать дальше. Мы можем идти на обед?..»
— Спасибо, все в порядке, — наконец обратился он к лаборантке. — Объявляю обеденный перерыв.
Лаборантка ушла, а Саша опять сосредоточился на изучении лабораторных данных.
Затем в упор посмотрел на Семена. Тот в свою очередь встревоженно уставился на брата.
— Что случилось? — спросил Семен непослушными губами. Кажется, неприятности сегодняшнего дня еще не закончились.
— Ну вот, допрыгался. Как я и думал — все подтвердилось. Пошли в кабинет, не хочется афишировать твои проблемы.
У Семена невольно задрожали руки, его пробил холодный пот, почти на ватных неверных ногах он встал из-за стола, предчувствуя что-то неладное. Проходя в кабинет, он и не заметил приоткрытую дверь в маленькую комнату, где сидели Анна, Сергей и подоспевшая с опозданием Маша.
Они прошли в официальный кабинет доктора Лодкина.
— Садись, Сема. Слушай меня внимательно. Мне как брату тяжело тебе говорить, но у тебя серьезные проблемы с мочеполовой системой. У тебя редкая вирусная инфекция, которая в самое ближайшее время приведет тебя к абсолютной импотенции.
Если бы под ним был стул без спинки, Семен опрокинулся бы назад и кто знает, возможно, получил бы серьезную черепно-мозговую травму. Но стул был крепким и добротным, под стать столу и прочей мебели кабинета. Спинка выдержала мощный натиск его тела. Семен замер, обхватив голову руками. А Александр продолжил:
— Надеюсь, за это время ты не имел интимных контактов с Машей?
— О чем ты говоришь? — почти сквозь слезы, совсем упавшим голосом проговорил Семен. — Мы занимались с ней любовью при каждом свидании.
В соседней комнате Анна ущипнула Машу и прошептала:
— А ты мне говорила, что только один раз!..
— Тихо, тихо… Молчи… Ничего такого я не говорила… — так же шепотом ответила Мария, которую Гаврилычевы уже успели ввести в курс дела.
— Это что же получается? — пошевелил побелевшими губами Семен, — значит, я ее заразил… Какой же я идиот! Кретин! Ну почему я такой уродился?! Саша! Как же мне теперь жить дальше? Нет мне прощения!
Маша замерла. Как же она сочувствовала своему любимому. Она считала, что наказание, которое придумал Саша, слишком жестоко. Ведь Семен искренне раскаивался и признался бы ей во всем сегодня, если бы она не опоздала. И к тому же он прежде всего думает не о себе, а о ней, сокрушается не о том, что заболел сам и станет импотентом, а о том, что навредил ей…
Александр, как и положено врачу, принялся объяснять брату его заболевание.
— Не все потеряно, Сема! В подобную ситуацию попадают многие… И как-то живут с этим. Хотя что это за жизнь?.. Как брат и как врач я тебя не брошу. Глядишь, лет через пять сделают вакцину, которая будет излечивать подобные заболевания. А до тех пор постараемся тебя поддерживать. Если у твоей Маши тоже подтвердится подобный диагноз, то и ее будем лечить. Ну а если она не больна и вы расстанетесь, как это обычно бывает в жизни, то тоже ничего страшного. Совсем тебя не вылечат, но жизнь сохранят. А это главное. В жизни еще много радостей, кроме общения с женщинами.
— Что же я за сволочь такая? Я знаю, знаю, за что мне такая кара! А Машенька? — Он горестно обхватил голову руками.
— Этого никто не может знать! — Александр старался изо всех сил быть настоящим старшим братом, заботливым и надежным.
— Ты, Саша, многого не знаешь! Три месяца назад в твоей «пещере» я обманул человека. Прелестную молодую женщину. Я подлец, негодяй! Помнишь, я тебя попросил разрешения посидеть там, вжиться, так сказать, в атмосферу? Именно тогда я ее и обманул. Приписал ей страшное будущее. Представляешь, что она пережила за это время? А я еще ходил к ней, якобы наблюдать. Выдавал себя за сведущего врача и стихийного экстрасенса. Смотрел, напускал туману, обманывал ее, а сам продолжал писать свою книгу. И еще радовался, что нашел с кого писать образ, получил возможность наблюдать ее переживания. Она оказалась такая стойкая, эта Анна Степанова. Так вот, как раз сегодня они с мужем должны были прийти сюда, и я собирался им во всем признаться. Теперь она, кстати, Гаврилычева… Но почему-то они не пришли. Бедные… Они, наверное, совсем отчаялись. Ей надо немедленно сообщить, что она абсолютно здорова. И ее мужа надо успокоить. Они оба так любят друг друга. А я, эгоист и скотина, испортил им жизнь. Мне надо их догнать, пока я не превратился в бесполое больное существо, и все рассказать. Может, они меня простят. А Маша! Простит ли она меня? Ведь я, самодовольная скотина, испортил ей жизнь! Нет, не простит. И правильно! Так мне и надо! Пускай я умру без прощения и покаяния! И не будет мне покоя на том свете… И на этом отныне тоже…
— Ну, на покаяние у тебя еще есть время. А вот люди страдают совершенно незаслуженно. Тебе надо поторопиться.
Семен, не прощаясь, выскочил из кабинета. Ноги вынесли его на крыльцо, он остановился, ослепленный лучами солнца. Попытался дозвониться Маше, но ее мобильный упорно не отвечал. Домашний телефон Гаврилычевых тоже молчал. А номеров их мобильных телефонов он не знал. Куда же они все подевались? И это именно тогда, когда они ему так нужны!
Семен медленно спустился по ступенькам и побрел, как в тумане, не разбирая дороги, прямо по лужам, в тот самый сквер, где совсем недавно, в январе, на скамейке сидела потерянная и ошеломленная Анна. Он опустился на ту же скамейку. Так вот что испытывает человек, узнавший о страшном диагнозе! Теперь он сполна испытал это на собственной шкуре. В голове шумело, в груди как будто растекалась огненная лава. Он слышал чириканье птиц, над головой среди голых еще ветвей сверкали тонкие лучи солнца. Издалека слышался нестройный звон колоколов. В Москве праздновали Пасхальную неделю.
«Вот и пришла расплата. Это мой конец… — думал в отчаянии он. — А как же Маша? Как она будет без меня, если я превращусь в никчемную развалину? А если умру? Больная, немощная, одна… Она будет всю жизнь проклинать меня…» И его воображение, словно его подхлестнули, бешено заработало. Он живо представил дом Маши, ее родителей, бабушку, сестру, родственника с Волги. Все эти люди словно сейчас видели его и дружно его проклинали.
«Нет, сдаваться нельзя. Надо что-то придумать. Надо радикально изменить жизнь. Буду писать больше, не стану тратить силы на всякую ерунду. Стану лечиться и писать, работать до последнего часа. В этом мое спасение. И никогда не врать. Никакая цель не оправдывает вранья и подлости. Но прежде всего нужно найти Гаврилычевых и покаяться перед ними. Может, они найдут в себе силы простить меня…»
Он встал, пошатываясь, и медленно побрел к машине. Домой ехал, как в тумане, и не помнил, как поднялся в свою квартиру. Дозвонился, — о, счастье! — до Маши и настоятельно попросил ее прийти к нему как можно скорее.
Высчитывая минуты, когда Маша наконец приедет, он кружил по комнате, как загнанный зверь, и молился только об одном, чтобы она оказалась здорова. Ведь бывают же случаи, когда партнер больного вопреки всему не заболевает.
К приезду Маши Семен уже был весь как натянутая струна. Едва она села в кресло, он обрушил на нее сразу все свои новости. Мучительно подбирая слова, чтобы не выглядеть в глазах Маши законченным подлецом, он признался, что вот уже три месяца обманывал их всех, сочинив страшный прогноз будущего Анны, даже не исключив серьезного заболевания. И все это ради того, чтобы закончить свою книгу.