Пояс неверности. Роман втроем
Шрифт:
Лена смотрит на меня и не моргает. Глаза ее странной формы, напоминают схематически изображенную медузу щупальцами вниз. Определенно не стоит ей говорить сейчас, что даже на месте секретаря она меня удовлетворяет мало. Это будет праздничный салют на целый день, с рыданиями и приемом валерьянки. Потом, все потом.
— Лена, обсудим позднее. Оставь меня, пожалуйста.
Она прикрывает обиженно дверь, громыхает стулом, громко говорит кому-то сочувствующему рядом:
— Ага, так ты недорассказала…
Кто-то сочувствующий бодро дорассказывает:
— Так вот. Сижу вчера в «Макдоналдсе». Недалеко от меня женщина гигантских размеров кушает какой-то там бигмак или что-то еще такое же необъятное. Вздыхает и говорит подруге: «Все-таки активный образ жизни — это прекрасно, что ни говори!»
— Ну и что, — спрашивает Лена после минутной паузы, — а разве не прекрасно?..
Встаю, с излишним несколько шумом закрываю дверь плотнее.
Щелкаю мышью, убираю с экрана скринсервер с циферблатом. Возвращаюсь к чистому еще листу на мониторе. Борис сказал, фантазировать. Написать все, что приходит в мою голову. И еще раз сказал, что это важно. Ну что же. Переключаю регистр на кириллицу, печатаю быстро: Кудрявый мальчик. Игорь сказал, пусть это будет мое представление о произошедшем когда-то.
Если бы кто-то меня спросил, зачем я это все делаю, то не дождался бы внятного ответа. Быть может, меня глубоко ранила пошлость ситуации, в которую я попала. Беременная возлюбленная молодого любовника. Детская психологическая любовническая травма. Пошлые ситуации — это невыносимо для гуманитарно ориентированных и логически мыслящих особей. Кудрявый мальчик.
Сейчас Он совершенно не кудряв. Оно и к лучшему, я считаю. Кудрявый мужчина выглядит как-то ненатурально. Жаль, что Он не рассказал мне сам. Теперь приходится что-то изобретать, выдумывать, изворачиваться. Так, все, к делу.
Кудрявый мальчик.
Жильцов сначала было трое. Иногда в темноватый двор-колодец выходила бабка Немухина, основательно усаживалась на старый табурет без одной ножки, замененной разъезжающейся стопкой кирпичей, в руках она держала необъяснимый крючок для вязания. Крючок был металлический и даже имел какой-то специальный номер, например семь, понятный рукодельницам, к каковым бабка Немухина не принадлежала никогда.
Рукодельницей можно было назвать Дарью, но тоже с большой натяжкой, ее диковатые плетения в технике макраме зачастую принимались гостями дома за что-то совершенно иное, сова казалась кроликом, собака — медведем, а Царевна Лебедь — вообще белкой. Обидную белку придумала кудрявая Вероничка, за что была бита Дарьей по щеке собственно Царевной Лебедь.
Кудрявая Вероничка долго оставалась третьей жилицей, пока неожиданно для всех не родила мальчика и не назвала его редким именем — «непонятно, с каких щей такое барство», — прокомментировала бабка Немухина, поджала и без того впалые губы и умерла ровно через девять дней.
Просто это такая квартира, негромко говорили на похоронах, в ней могут жить только три человека.
Николай появился сначала как Дарьин сотрудник по работе на ремонтно-механическом заводе, невзрачный мужчина общего типа с отколотым передним зубом. Дарья метала на стол свою неумелую еду: переваренные макароны и котлеты из кулинарии рядом. Кудрявая Вероничка прыгала с мальчиком на руках, мальчик показывал пухлым пальцем и говорил: «Бу!» — Николай раздвигал губы, обнажая как раз кривую линию зубов, что-то рассказывал про будни слесаря-механика. Клен во дворе неохотно терял пятерни листьев, некоторые еще были не вполне желтыми.
В это вечер Николай еще не оставался. Но Дарья взяла ситуацию под контроль, освоила картофельное пюре, пирожки с луком и квашеную капусту, Николай вскоре зашастал по дому в длинных трусах из ситца диковатой расцветки и с обнаженным скромным торсом.
Кудрявый мальчик топал ножками и говорил свое «бу», кудрявая Вероничка пристроила его в ясли-сад, вышла на работу в районную поликлинику, колоть пенициллин и витаминные уколы жилистым старухам и кому придется.
Как-то она вернулась домой и обнаружила в своей комнате, традиционно лишенной замка, Дарьиного Николая — он с любопытством разглядывал корешки редких книг, в основном зарубежной классики в немудреных переводах середины прошлого века. Вероничкина мама когда-то не расставалась с книгою, Вероничка, ровняя садовой лопаткой бровку цветника на могиле, признавалась, что так и не прочитала ничего, времени не хватает. Мама прощала ей. «А ты ничего», — удивился Николай, притянул ее к себе за руку, Вероничка проехала полметра по крашенным в желтый цвет половицам.
Через два года, наполняя эмалированный чайник с цветком на голубоватом боку, она вежливо попросит Дарью неделю присмотреть за кудрявым мальчиком, потому что собирается в роддом, «только неделю, не больше, пожалуйста, пожалуйста». Дарья расхохочется и ответит, что надо было сначала думать, кто именно будет сидеть с первым ублюдком, пока ты рожаешь второго, и шумно выйдет из общей кухни, по пути поддав хорошенько какое-то свое же макраме-творение. Вероничка закусит губу и посмотрит на Николая сложно и выразительно. Николай разберется в сложном выражении, все поймет и осторожно постучится немного позже в ванную комнату. Там уютно гудит колонка, шумит вода и намыливает свой вздутый живот Вероничка, она не расслышит стука. Тогда Николай подденет ножом ненадежную дверную задвижку и шагнет внутрь. В руках у него настольная лампа, незамысловатой конструкции, успокоительного зеленого цвета с удлиненным шнуром, ни слова не говоря, он подключит ее к сети и аккуратно поместит в полную воды ванну. Кудрявый мальчик неожиданно окажется рядом, он боялся оставаться вечером в комнате один и навещал мать в ванной комнате иногда.
Поминки устроили превосходные, только пироги Дарья заказала в столовой ремонтно-механического завода, боялась не управиться с тестом. Гости удивлялись, для чего покойнице понадобилась лампа в ванной комнате. «Да она читала постоянно, — печально отвечал Николай на правах мужчины и главы всего, — наверное, света мало показалось… Наша девочка… Посмотрите, сколько осталось книг!..»
Дарья с красным от плиты лицом гладила по кудрявой голове мальчика, собирая его в детский дом, новую лампу она приобрела месяцев через пять-шесть, только ярко-желтую. Дарье не составило никакого труда эффектно навестить Николая в ванной, блаженствующего с дымящейся папиросой в теплой воде, ноги его были согнуты в коленях, на коленях прорастали темные волосы. Странно, что Дарья обратила на это внимание только сейчас, когда точно метнула ярко-желтой лампой по этим темным волосам, Николай кричал. Довольно долго, показалось Дарье, хотя явно не дольше положенных считаных минут.
Мальчика месяца через два удалось взять под опеку, много хлопотали Дарьины коллеги по ремонтно-механическому заводу, представили ее правдивые чудесные характеристики, и лично заведующая кадрами Ева Борисовна Куповых ходила ходатайствовать в высокие инстанции, обращая внимание на череду несчастий в Дарьиной бабьей жизни. Высокие инстанции милостиво согласились с чередой несчастий, все получилось, и в третью комнату Дарья стала пускать жильцов, строго по одному. Потому что такой дом — верила она, — где могут жить только три человека.
Кудрявый мальчик редко отпускал ее руку, а если рука была занята, хватался за подол. Хороший, спокойный мальчик, только ужасный грязнуля — руки невозможно заставить помыть, не говоря уж о более основательных водных процедурах…
ж., 19 л.
Дорогой дневничок, с ужасом заметила, что уже уработала почти все твои чудесные глянцевые листочки. Надо писать убористыми буквами, вот такими мелкими, сейчас попробую, а как только выпишусь, сразу же куплю тебе товарища. Кошмарно, конечно, это звучит: куплю тебе товарища.