Пояс неверности. Роман втроем
Шрифт:
— Зачем ты так про Тамару Петровну. Клевета это. Не пила она коньяк. Она курила твои сигары.
— А это вот что это у тебя за хрень?
— Где?
— Там.
— Отстань! Ну отцепись же!
— Нет, повернись вот так. Мне плохо видно. Странный вот это кровоподтек.
— Ну что за чушь ты несешь!
— Повернись, я сказал.
Да,
— И долго ты там собираешься валяться?
— До утра, бл…
— Хорошо, тогда дотянись ручкой, включи компьютер.
— Я не достану ручкой.
— Тогда ножкой.
— Большим пальцем?
— Можешь маленьким.
— А на что тебе комп?
— Мне комп — поработать, любовь моя, мы тут недавно выяснили, ты не знаешь, что это такое.
— Ага, конечно. А кто наяривает, носится по городу, по разным сраным долбо-бам-рекламодателям?
— А кто не хочет учиться?
— Я хочу учиться.
— Здравствуйте, Михайло Васильевич! Зэ, эм вэ!
— Сам ты Михайло. Васильевич. Эм вэ, бл…
— Ломоносов, дура.
— Да мне без разницы. Я хочу учиться, но не на инженера же!
— На балерину?
— Не буду с тобой разговаривать.
— Тоже неплохо…
В общем, я потихоньку отползла на кухню, хотя кухней это дело не назовешь, квартира Любимого — одно огромное помещение, и есть, конечно, место, где стоит плита и посудомоечная машина. Санузел совмещенный, но не скворечник метр на полтора, как в разных «хрущевках» или там коммуналках, а огроменная комната, с высоким узким окном и почти бассейном треугольной формы. Все в темно-сером типа мраморе с золотистыми прожилками. Полы подогреты. В бассейне есть такие классные штуки, для гидромассажа. Всегда мечтала плескаться в такой роскоши с красавцем-мужчиной, ну как Джулия Робертс в старом кино про Красотку, и кидаться пеной. Но Любимого пока на это соблазнить не удалось.
Подумала, что с удовольствием выпила бы пива, в холодильнике всегда много светлого пива, а в навесном шкафчике — темного, вот бывают же у людей такие заскоки, что темное должно быть теплым. Еще обнаружила куриный супчик, Мымра Петровна настропалилась варить почти настоящий вьетнамский куриный супчик, с креветками, очень вкусный. А еще мне ужасно нравится, что у Любимого можно ничего за собой не убирать, все равно утром притащится Мымра и все за тобой уберет сама, здорово, правда? С этим супчиком прикольно едятся чипсы «Эстрелла», которые со сметаной, я их захватила с собой. Обожаю чипсы, самая прикольная еда, и хорошо их куда-нибудь макать, в соус какой-нибудь, кетчуп или вот у Любимого стоит ткемали в красивой бутылочке.
Девчонки говорят, что моя прямая дорога — это склонить Любимого к браку, это Арина, она же у нас гламурная пуся, к тому же студентка юрфака МГУ, они любят точные формулировки. Вот она и продолжает формулировать: первое — он москвич, точнее, бывший питерец, но это все равно. Второе: небедный, третье, четвертое и пятое уже неважно.
Наверное, она права, только из меня еще та склоняльщица, я даже разговаривать спокойно не умею, а туда же. Вот опять поссорились из-за какой-то фигни, подумаешь, учеба, куда торопиться, у меня масса времени, надо было отшутиться как-нибудь, а не обижаться, как малолетка. Тем более что и ЕГЭ я не сдавала — на следующий же день после похорон бабушки уехала, а было это в апреле. Так что ни аттестата — ничего. Никто здесь об этом не знает, оно и к лучшему.
Иногда удивляюсь, что вообще Любимый во мне нашел, мы ведь знакомы уже почти год. Ужас, вот время-то летит.
Прошлой зимой было. Мы тогда втроем с девчонками снимали квартиру в Выхино — сорок минут телепаться до метро, а на работу мне надо было в центр, на Смоленский бульвар, и дорога занимала часа два, что для Москвы в общем-то нормально, а мне еще было напряжно. Я вставала в чудовищную рань, страшно даже сказать — в половине шестого, потому что рабочий день у нас по закону Барыни начинается в восемь. Нет, я не шучу, дорогой молескин, в во-семь, Барыня считает, что это — правильно, «с петухами вставать, с курами ложиться». Конечно, у пожилых вообще проблемы со сном: вот мой дедушка частенько просыпался так утречком, часика в четыре, включал радио «Маяк» и шумно ел все, что ему встречалось на пути.
Ленка наша, секретарша, уродливая стриженая зануда, как-то проболталась (она жутко напилась с полбокала шампанского, когда отмечали старческий праздник Восьмое марта), что все Барынины мужики были полное говно, а второй муж вообще. Что-то там такое ужасное у них произошло, дура Ленка только закатывала свои маленькие глазки и тяжело вздыхала, как Дарт Вейдер из «Звездных войн». Когда он уже в маске красовался. А потом побежала в туалет тошнить, это я снова про Ленку, дорогой молескин, не подумай чего лишнего.
— Опять ешь?
— Ну, допустим, ем.
— Скоро в дверь не пролезешь. Никогда не видел, чтобы девушки столько ели. Это аномалия какая-то.
— Тебе супа жалко? Жадина-говядина, соленый огурец.
— Что за вздор. Разумеется, мне не жаль супа. Тем более что завтра Петровна его вылила бы в унитаз. Он съедобен только свежесваренный, знаешь ли.
— А мне нравится.
— Не сомневаюсь. Удивительно прожорливое существо. У пэ эс.
— Я в бабушку.
— В бабушку из Похвистнево?
— Какого еще Похвистнево? Да мне похвистнево на ваше Похвистнево.
— А откуда? Господи.
— Из Сызрани.
— А, извини, пожалуйста, ты, должно быть, страшно оскорблена моей ошибкой.
— Можно я поем?