Пояс оби

Ли Карина

Но я сразу же оживился при виде имени на экране.

– Да, я слушаю, – ответил я на звонок Айуми.

– Я хочу попробовать, – ответила девушка. – Но не уверена, что у меня получится.

– Я ждал твоего звонка, – сказал я, чувствуя, что сердце забилось чаще. – Приходи завтра в окия в полдень, я тебе все объясню.

– Спасибо, до завтра, Такуми-сан, – сухо попрощалась она и отключилась.

Голос Айуми приятно встряхнул меня, и от былой усталости не осталось и следа. Посмотрев на часы, я решил не задерживаться больше ни на минуту. Прихватив книгу о ёкаях и амулет омамори, я двинулся

на железнодорожную станцию, чтобы вернуться в Токио.

19. Айуми

Ожидание было томительным, но я ощущала кураж, как если бы выиграла в лотерею. Внутрь окия меня проводили две молоденькие девушки лет восемнадцати и попросили подождать.

Первое, на что я обратила внимание, была токонома [28] с вертикально висящими свитками какэмоно. На них я увидела изящно выведенные иероглифы. Естественно, я полюбовалась и икебаной [29] с фиолетовыми цветами. Сразу же захотелось взять лист бумаги и сделать набросок, чтобы запечатлеть такую красоту и скопировать ее в личный дневник.

28

Токонома (???) – стенная ниша традиционного дома в Японии, куда помещают памятные вещи.

29

Икебана (???) – традиционное искусство, связанное с составлением цветочных композиций, отличающихся особым изяществом и кажущейся простотой; при этом могут быть задействованы и другие материалы (ткани, камни).

Все жилое пространство сохранило дух традиционности, что заворажило меня, ведь я пока что не чувствовала себя частью древней культуры гейш, а окия потрясал мое воображение.

Это был совсем другой мир: здесь время как будто остановилось, не желая смешиваться с настоящим, словно современность могла нанести окия непоправимый ущерб. Старинные обычаи и многовековое наследие сильно отличались от нынешнего уклада. Конечно, бороться с этим бессмысленно, но придавать значение истории нужно обязательно. Человек без прошлого – пустой человек, японцы знают это как никто другой.

Итак, убранство окия сильно разнилось с квартирами японцев в высотках. Я не нашла ни кондиционера, ни телевизора – ровным счетом ничего, что указывало бы на двадцать первое столетие. В предыдущий раз мне удалось посмотреть только малую часть окия, да и то в тусклом свете свечей, но, если честно, я и не предполагала, что «экскурсия» будет настолько увлекательной.

Я перемещалась из комнаты в комнату, отодвигая сёдзи (особые деревянные ширмы с полупрозрачной бумагой), а затем поднялась по лестнице на второй этаж.

Я услышала чей-то разговор. Испугавшись, что меня могут случайно заметить обитатели окия, я спустилась на первый этаж и встала возле стенной ниши токонома. Внезапно снаружи раздался голос Такуми: я вздрогнула и принялась внимательно изучать икебану. Пусть он не думает, что я скучаю.

Однако в помещение вошла пожилая женщина, облаченная в простое черное кимоно. Пробежавшись по мне быстрым взглядом, она кивком пригласила проследовать за ней в другую часть дома.

Я заметила на ее седовласой голове выступающие неравномерные залысины. Подозреваю, это была та самая мама или окасан, за которой мне, судя по всему, тоже придется наблюдать.

Меня проводили до другого входа в окия. Моя спутница вышла из дома и направилась к беседке, расположенной в маленьком саду.

Такуми уже устроился в беседке и рассматривал неглубокую чашку.

– Айуми, – привстал он, приглашая сесть напротив. – Рад тебя видеть. Не слишком ли долго я заставил тебя ждать?

На нем был темно-синий костюм с изысканным паше в нагрудном кармане, в мои ноздри ударил аромат дорогого парфюма, а в самом внизу живота что-то заныло. Я испытывала желание.

Желание прикоснуться к мужчине.

– Ты опоздал, – сказала я, аккуратно присаживаясь, чтобы не помять пышную юбку.

– Виноват, – признал он, придвигая стул. – Поэтому решил заварить тебе чай, а не просить сделать это кого-нибудь из майко. Хотя в подобном искусстве они практикуются явно больше, чем я, – добавил он, задерживая на мне взгляд.

Мне хотелось провалиться сквозь землю или же просто никогда не поднимать голову. Ведь сейчас в моих глазах отражалось то, что было сокрыто в сердце.

Не в силах выдержать пытку, я уставилась на фарфоровый чайный сервиз.

– Айуми, ты в порядке? – вежливо спросил Такуми, наливая в заварочную чашку горячую воду.

– Да, здесь довольно уютно. Никогда не была в традиционном окия. Я прямо попала в учебник истории.

Такуми ослепительно улыбнулся и снова взглянул на меня, однако чуть исподлобья.

– А в России… какой у тебя был дом? – неожиданно поинтересовался он.

– Обычный. Четыре стены и крыша. Я не знаю, каким образом бабушка и дедушка его купили, но я жила там с рождения.

Такуми промолчал. Сосредоточившись, он начал неторопливо заливать зеленый порошок кипятком.

Теперь в воздухе витал аромат чая матча.

– Хочешь попробовать? – предложил он, протягивая мне бамбуковый венчик.

– Что? Взбивать? Нет! – испуганно отказалась я, представляя, как разбрызгиваю все в разные стороны.

– Почему? Ты же только наполовину русская, а другая половина принадлежит нам, – улыбнулся Такуми белозубой улыбкой. – Заваривать чай матча должен уметь каждый японец. Держи.

Я сдалась. В конце концов, он прав. Погрузив венчик в чашку-пиалу тяван, я принялась осторожно взбивать содержимое до пенки. В какой-то момент Такуми обнял мои ладони, тем самым советуя ускориться. Но я была так сконцентрирована на процессе, что не почувствовала сути интимного прикосновения.

Такуми наблюдал за моими движениями, словно учитель, который ждет момента, чтобы исправить ошибки ученика, но больше я не допустила ни единого промаха.

Чай матча была заварен.

– Получилось! – победно сказал Такуми, пододвигая чашечки ближе к центру. – Тебе предстоит не один раз смотреть, как наши майко учатся заваривать чай.