Пояс жизни
Шрифт:
Денни Уилкинс догадывался, что предстоит встреча с шефом, и, когда она состоялась, попытался пуститься на хитрость.
— По-моему, все это выеденного яйца не стоит. Не знаю даже, нужно ли мне лететь на Марс… — начал он.
— Ты куда клонишь? — резко прервал Герберштейн; он не добавил больше ни слова, но Денни Уилкинс сник, почувствовав угрозу.
— Экспедиция послана за самоопыляющимися растениями…
— Что за чертовщина?
— Ну… за теми, которые опыляются без помощи насекомых…
Денни Уилкинс впервые видел своего шефа растерявшимся.
— При чем тут насекомые?
— Сам ничего не понимаю…
— А должен понимать! — вспылил Герберштейн, но тотчас
… Через несколько дней Денни Уилкинс и Виктор вылетели вдогонку экспедиции. Ночь они провели в отеле аэропорта на берегу Амазонки, а потом сели в геликоптер… Широкая Амазонка медленно текла к океану меж зеленых, заросших непроходимым тропическим лесом берегов. Изредка внизу проплывали лодки и небольшие пароходы. И наконец Виктор и Денни Уилкинс увидели «Коралл» — он шел вверх по течению, оставляя за собою пенный след…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ПОКИНУВШИЕ ЗЕМЛЮ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
1
Конгресс астрогеографов, посвященный началу Международного космического года, состоялся весною 198… года в Рио-де-Жанейро и привлек к себе внимание всей мировой общественности. Газеты на все лады склоняли имена Батыгина и Джефферса.
А «соперники» отдыхали на веранде отеля, с которой открывался прекрасный вид на Атлантический океан, и мирно беседовали. Рядом с Джефферсом сидела его жена — пожилая женщина в темных очках, почти совсем седая, с моложавым приветливым лицом. Большие темные очки прикрывали ее невидящие глаза — более двадцати лет назад она ослепла после тяжелой болезни. Джефферс всегда был неразлучен с женою, и вне Института астрогеографии они всюду появлялись вместе. И после болезни она продолжала ездить с ним в экспедиции, переплывала океаны, и Джефферс рассказывал ей обо всем, что видел, а она уверяла, что живо представляет себе и горы, и леса, и звезды, отраженные в тихих северных озерах, и волны, идущие с океана. Она была другом Джефферса, он делился с ней всеми замыслами, и за последние годы они расставались всего один раз, когда Джефферс повел астроплан на Луну.
Батыгин был давно знаком с Элеонорой Джефферс и знал, какое большое место занимает она в жизни своего прославленного мужа. Когда Джефферс улетел на Луну, Батыгин переписывался с Элеонорой Джефферс, подбадривая ее, и и даже лукавил, уверяя, что полет совершенно безопасен.
И сейчас ученые разговаривали не стесняясь ее, потому что от Элеоноры Джефферс у них не было и не могло быть секретов.
— Все это писалось уже не один раз, — говорил Джефферс, указывая на жирные газетные заголовки. — Они не очень изобретательны, эти репортеры. Они уже не раз стыдили меня и натравливали на вас. Я привык не обращать внимания на газеты.
— Меня они тем более не могут тронуть — пусть себе пишут. — Батыгин отпил из фужера лимонад со льдом и прямо посмотрел на Джефферса. — Но, может быть, вы все-таки подсознательно уступаете им, этим репортерам, или тем, кто стоит за ними — заправилам вашей пресловутой Компании?
Джефферс вопросительно взглянул на Батыгина.
— Видите ли, — Батыгин тщательно подбирал слова. — У меня сложилось впечатление, что вы не успеете подготовить астроплан ко времени великого противостояния, точнее, к тому дню, когда нужно вылететь, чтобы наверняка встретиться с Марсом в космосе…
— Успеем, — возразил Джефферс. — Работы спланированы так, что мы должны успеть. Правда, в обрез, лишнего времени у нас не будет. Но все-таки мы сможем вылететь…
— Я не имею права учить вас, но вы мне очень дороги, и мне не хотелось бы потерять вас…
— Вы думаете, это так опасно? — спросила Элеонора Джефферс.
— Да, это очень рискованно. Все нужно рассчитать с предельной точностью и вылететь обязательно в срок.
— В таком случае, — сказала Элеонора Джефферс, — мы, непременно полетим вместе. — Она подчеркнула слово «непременно», и Батыгин понял, что они не в первый раз говорят на эту тему.
— Но можно вообще не лететь, можно ограничиться засылкой астролабораторий с передающей аппаратурой — «звездоходов», как их у нас окрестили. Риск при космических полетах огромен.
— Вы говорите хорошие и верные слова, дорогой коллега, — возразил Джефферс, — но я — сын своей страны. Я знаю ее недостатки. Но в отличие от вас я нахожу немало положительных, симпатичных мне сторон в нашем общественном строе. И я не могу совсем игнорировать газетные статьи, пожелания руководителей Компании по эксплуатации планет, да и нашего правительства. А общее мнение таково, что на Марс нужно лететь, даже если риск будет больше, чем обычно, — все равно лететь. Как ученому, мне безразлично, кто первым прилетит на Марс, но от меня требуют, чтобы я это сделал первым. И я должен попытаться сделать это первым, хотя бы для того, чтобы оправдать деньги, пожертвованные моему институту.
Джефферс задумался, машинально переставил свой бокал, а потом сказал:
— Есть еще одна причина, обязывающая меня лететь: я не дождусь следующего великого противостояния Марса. Годы, мой дорогой коллега, уже не те. А я поработал достаточно много в астрогеографии, чтобы в конце жизни доставить себе и своей жене маленькое удовольствие — побывать на Марсе и нарвать большущий букет цветов; они, наверное, там есть, а Элеонора так любит цветы!
— Вы твердо решили лететь вместе?
— Слишком много шансов никогда больше не увидеться, если один из нас останется на Земле…
Батыгин смотрел на Элеонору Джефферс. С океана дул бриз, и седые волосы ее слегка шевелились на ветру, иногда падая на щеку, и тогда она убирала их… Лицо ее было ясно и спокойно, словно к концу своей нелегкой, полной страхов и затаенных страданий жизни, жизни жены и друга ученого-астрогеографа, Элеонора Джефферс обрела полное душевное равновесие, простое и светлое понимание вещей. Батыгин догадывался, что спокойствие и ясность, хоть это и казалось парадоксальным, пришли к ней, когда было окончательно решено, что она отправится вместе с мужем в сопряженное с огромным риском космическое путешествие и разделит с ним его судьбу, как бы эта судьба ни сложилась — трагично или счастливо.
И Батыгин вспоминал свою жену, ее застывшее, словно окаменевшее лицо и напряженный, — все силы собраны, чтобы не расплакаться, — взгляд, когда он прощался с ней на астродроме перед отлетом на Луну. Да, нелегка участь жен. Раньше они волновались, когда их мужья учились водить самолеты или увлекались парашютизмом, когда уходили на войну, а теперь — космические полеты… Что ж, его, Батыгина, никто не будет провожать, когда он пойдет по широкому полю астродрома к звездолету, — единственный человек, который имел бы право дойти с ним до звездолета, — жена уже не сможет проводить его…